На утреннее построение они вышли вовремя. В их сторону никто не косился, хотя лица у всех были невыспавшиеся, каменные и немного злые, и ноздри раздувались – берманы принюхивались помимо воли и тихо, утробно ворчали. И когда Ирьян Леверхофт сорвался в пробежку по промерзшему, покрытому разводами инея плацу, и сводный берманско-гвардейский отряд понесся за ним, к бегущему Стрелковскому присоединился подполковник Свенсен.
– Переезжай-ка ты в замок, Игорь, – сказал он с едва уловимым предостережением, – не надо дразнить ребят. Ночью никто не спал, я сам чуть к жене не сорвался. Да и всех семейных, как жены подъедут, поселим на первом этаже напротив казарм. У меня тут больше половины неженатых, а вы еще вчера гормонов добавили. Как бы отбивать к тебе не полезли, хоть ты и чужак. У нас пока женщина не замужем, можно за нее биться.
– Пусть попробуют, – ровно отозвался Стрелковский. – Перееду, полковник.
Свенсен некоторое время молча бежал рядом с ним.
– Иногда я думаю, – проговорил он, – что наши народы не так уж разнятся, как нам кажется. Мы верим в одних богов, любим одних женщин, уважаем силу и верны чести.
– Зависит от человека, Хиль.
– Или от бермана, – задумчиво сказал Свенсен, вспоминая, видимо, тех, кто собирался сейчас предать своего короля. – Я пойду к королеве в девять утра. Поприсутствуешь?
– Да, Хиль. Обязательно.
Подполковник Свенсен после пробежки связался со старшим группы охраны, которую отправил к своему дому в пригороде Ренсинфорса сразу, как пришла информация о состоявшемся в замке Ольрена Ровента собрании глав кланов. Для организации сопротивления отступникам требовалось время, и маловероятно, чтобы Тарье что-то угрожало, но он едва заставил себя отказаться от идеи разбудить ее посреди ночи и немедленно перенести к себе, в безопасность, Зеркалом.
Второй месяц беременности у нее протекал тяжело, с утренним токсикозом, а после того как они однажды воспользовались порталом, дабы попасть к врачу, ее рвало так, что он зарекся водить супругу через Зеркала до тех пор, пока не родит.
– А что вы хотите – сказала врач, – беременность первая и поздняя, организм привыкает к новому состоянию, а пространственный переход – существенная нагрузка на вестибулярный аппарат. Но жена ваша крепкая и здоровая, опасаться нечего, к четвертому месяцу состояние должно наладиться.
– Я все же попрошу вас вести ежедневное наблюдение, – резко ответил Свенсен, – я хорошо заплачу, только приезжайте к нам каждый день. Тарья, – супруга смотрела на него с легким удивлением, – тебя ведь не утомят посещения врача?
Женщины обменялись понимающими насмешливыми улыбками. Он видел эти улыбки и сам где-то в душе смеялся над собой – но решения своего не изменил.
Старший группы ответил, что госпожа Свенсен еще спит и по периметру все спокойно. И как только проснется – тут же, не сомневайтесь, господин подполковник, со всем удобством доставим леди к вам.
Последнюю неделю Свенсен возвращался домой поздно, дожидаясь результатов поисков шамана и докладывая о них королеве, и Тарья, чуть пополневшая за прошедшее время, обычно тихая и взирающая на него с легкой снисходительностью – все же дочь линдмора, потомственная баронесса, – вдруг стала теплее и нежнее. И обнимала его по возвращении, послушно подставляя губы для поцелуя, и слушала о том, что происходит в замке, и кормила, и спать укладывала, и сама ложилась рядом.
Свенсен до сих пор не мог сказать, любит ли она его. Но супругой ему Тарья стала настоящей, и в первый же день, когда он ввел ее хозяйкой в свой дом, разделила с ним супружескую спальню. Пусть страстной Хиль видел жену только на исходе полнолуния, в остальное время она была тихой и податливой – но его любви и жара хватало на двоих.
Когда почти три недели назад Хиль очнулся в источнике Белой Обители, ему показалось, что он бредит. Но женщина рядом была реальной, и боль в теле – ощутимой. И затягивающиеся раны на руках щипало, и в голове шумело. Но главное – Тарья, его Тарья лежала у него на груди, а вокруг стелился пар и маленькая богиня, то возникающая, то пропадающая в этом плотном мареве, смотрела на него ласково и чуть насмешливо.
– Я виновата перед тобой и перед Синей, – сказала Тарья тихо, не пытаясь вырваться из его объятий. Чуть пошевелилась – заколыхалась вода, заплескалась, и горячий туман над источником пошел волнами, а Свенсен все поверить не мог, что вот она, рядом. – Я беременна. Соврала тебе… прости. Я буду тебе женой, Хиль.
– Но почему? – не мог не спросить подполковник.
– Мне было страшно, – так же тихо призналась она.
– Меня боишься? – такое удивление прозвучало в его голосе, что она усмехнулась мягко, неуверенно покачала головой.
– Тебя – нет, Хиль. Уходить отсюда. Здесь все просто и спокойно. И совсем нет боли. И не будет во мне вины, что я предала память мужа.
Как он мог не простить ее? Свенсен ночь не спал – уходящее полнолуние тревожило его, заставляло задерживать дыхание и глухо ворчать, но Хиль сдерживался от оборота и цепко следил за женщиной, которую уже не отпустит. А утром, когда Тарья проснулась, чуть ли не рычал от нетерпения – и
