связь с подразделением, использующим обычную полковую рацию, не получится, даже если с нашей стороны применять для этого мощную радиостанцию бронепоезда. Использовать делегатов связи это не выход – получится так же, как в КМГ Болдина. Вон от делегатов связи, направленных в 11-й мехкорпус или в 5-й стрелковый корпус, всё ещё нет никаких известий. Нужно обязательно единое командование второго эшелона. Как думаешь, Борис Михайлович, полковник Зашибалов, комдив 86-й, справится с командованием всего второго эшелона, не будет дуть только в свою дуду?
– Думаю, что справится – командир он жёсткий и грамотный. Его дивизия с тяжелейшими боями отходила от границы, при этом паники и потери управляемости в ней не было. Убыль личного состава в дивизии, конечно, большая, но прежде всего это связано с тем, что она практически непрерывно испытывала фланговые удары – соседи-то все разбежались.
– Хорошо, его и назначим командиром так называемого второго эшелона. Готовь приказ! Какие ещё части, кроме остатков 6-й кавдивизии, входят в этот ваш второй эшелон?
– Да сборная солянка, конечно, получается – тут и УРОвцы, и пограничники, и остатки нескольких сапёрных батальонов, а из крупных формирований, в которых насчитывается не менее пятисот штыков, можно выделить сводные отряды из 8-й и 13-й стрелковых дивизий.
– Мда!.. Я бы назвал это скопище людей с оружием не вторым эшелоном предстоящего наступления Красной Армии, а свободным куренем имени батьки Махно. Хотя у нас мало времени, но с этим узлом будущего бардака нужно что-то делать.
Обращаясь уже к командиру радиоузла, стоявшему прислонившись спиной к боковой стене бронеотсека, я спросил:
– Лейтенант, у вас имеются данные для установления связи с 86-й стрелковой дивизией?
Лейтенант коротко ответил:
– Так точно, товарищ генерал!
Я, глянув на часы, продолжил:
– Тогда пока прекращайте терзать волну 9-й САД, продолжите чуть позже. Сейчас немедленно устанавливайте связь с 86-й дивизией. Дивизионному радисту сообщите, что командарм 10-й армии срочно желает переговорить с комдивом.
Лейтенант козырнул и подошёл к радисту, сидевшему за аппаратурой. О чём-то пошептался с ним, после чего начал щёлкать тумблерами и вертеть ручку гетеродина. Пока связь устанавливалась, я, обращаясь уже к Пителину, заявил:
– К чёрту эти отряды, группы и остатки разбитых частей – пополняем ими 86-ю стрелковую дивизию, и уже все вопросы будем решать с её командиром. Если он в тяжелейших условиях сохранил дивизию и не допустил в её рядах паники, то и сейчас всю эту махновщину придавит.
В отличие от попытки установить связь с 9-й САД, радиочастота 86-й стрелковой дивизии для наших радистов оказалась более счастливой. Связь была установлена. Командир дивизии находился в том же доме, где располагалась рация, поэтому подозвали его очень быстро. Разговор наш вышел довольно долгим. Больше пяти минут, я посчитал это допустимым, так как никаких особых секретов в нём не было. Я ещё по довоенным совещаниям был знаком с полковником Зашибаловым, но всё равно представился в своём новом качестве командарма. Потом, не слушая слов поздравлений, потребовал краткого отчёта о положении дел в дивизии. А затем начал выдавать печеньки в виде перечисления подразделений, отрядов и групп, которые придаются его дивизии для пополнения и доведения её до штатной численности. Естественно, всю эту информацию мне диктовал Пителин, периодически сверяясь с листком, который он достал из своей толстой папки. Закончив с печеньками, перешёл к прозе жизни, закатив целую речь:
– Михаил Арсеньевич, я знаю, досталось твоей дивизии под Цихановичами, но нам всем досталось. Тяжелейшее сейчас положение, но порядок наводить нужно. А в армии, чтобы навести порядок, прежде всего требуется единоначалие. Единственное соединение в 10-й армии, которое ещё как-то дышит, это шестой мехкорпус, это даже в Москве заметили и назначили меня командармом десятой вместо Голубева. Тот вместе со штабом армии умотал из намечающегося Белостокского котла одним из первых. Ну, это ладно, Сталин ему судья – я про другое. Управление твоего 5-го стрелкового корпуса тоже, наверное, умотало, вслед за штабом армии, по крайней мере, мои делегаты связи его не нашли. А значит, я своим приказом переподчиню твою дивизию управлению 6-го мехкорпуса. Так что больше никаких бурчаний насчет того, что у тебя есть своё начальство, чтобы никто не слышал. Все распоряжения, исходящие из штаба 6-го мехкорпуса, исполнять так же, как выполнял бы приказы командира 5-го стрелкового корпуса. И второе, полковник, ты знаешь, что завтра начинается крупная операция. Ваша дивизия пойдёт в наступление вторым эшелоном и задачи будет выполнять чрезвычайно важные для успеха всей операции. А личный состав дивизии за день да операции практически обновится на две трети. Нормально ли это – конечно нет, но делать нечего, воевать по-любому придётся и боевого взаимодействия добиваться не путём учений, а непосредственно в боях. А для этого нужна дисциплина, жесточайшая дисциплина. Поэтому разрешаю тебе для наведения железной дисциплины в подразделениях дивизии, без всяких трибуналов, расстреливать паникёров, трусов, бойцов, отлынивающих от выполнения боевых заданий. Приказ такой я тебе пришлю, и пускай его зачитают всем бойцам дивизии, а не только одному пополнению. Думаю, применять его, может, и не придётся – всё-таки люди, которые пополнят дивизию, уже прошли свои круги ада и не сдались, не запаниковали. Как их немцы ни прессовали с 22 июня, они не разбежались, как тараканы, по щелям, а продолжали биться с супостатами. И не их вина, что части, в которых они служили, были разъединены и потеряли связь с единым организмом Красной Армии. Думаю, хорошие кадры получит дивизия – обстрелянных, крепких духом бойцов. Но на всякий случай приказ я тебе пришлю. Всё, Михаил Арсеньевич, – удачи тебе в предстоящих боях. Планы, доведённые до вас полковником Пителиным, соблюдать неукоснительно. От наших согласованных действий в предстоящие дни будет очень многое зависеть для всей страны.
