– А мы те частоты, которые закреплены за нашими рациями, засорять не будем. А чтобы немцы не лезли на свободные частоты, сделаем их плавающими. Штаб корпуса уже разослал подразделениям график работы их радиостанций на определённой частоте.
– А-а-а… Теперь понятны те бумаги, которые поступили утром из оперативного отдела. Я-то думал, что ребята по ошибке направили эту тарабарщину в особый отдел. Хотел идти туда разбираться, а оно вон как выходит. Оказывается, эти сводные таблицы нужны именно нам!
– Вот именно! Вся подготовительная работа штабом корпуса, вернее армии, проведена, теперь дело за вами. Сейчас пойдём на привокзальную площадь, познакомишься там со своими будущими подчиненными, осмотришь передаваемую в твой отдел матчасть, и завтра в 8-00 оба «опеля» должны начать работать. Не вздумай, капитан, использовать людей из экипажей «опелей» на выполнение каких-нибудь других задач. Это тебе они могут показаться более важными в конкретный момент времени. Но за эту сиюминутную выгоду мы можем поплатиться срывом всего плана наступления. Ты понял, чтобы в 8 -00 «опеля» стояли вблизи штабов наших дивизий и начали работать. Обеспечь через особые отделы, чтобы эти автомобили нормально охранялись. Каждую не меньше чем отделением. Понял, капитан?
– Так точно, товарищ генерал!
– Хорошо, Сергей! Давай уже пойдём на станцию – примешь там технику и познакомишься со своими подчиненными. Командиром нового радиотехнического подразделения я назначил старшего лейтенанта Сидоркина. Он пограничник и занимался до войны прослушкой радиопереговоров немцев, хорошо знает язык. Так что мужик в теме и знает, как организовать этот процесс.
Сказав это, я шагнул в сторону, быстро взобрался на соседнюю железнодорожную насыпь и уже оттуда, повернувшись к остолбеневшему Лыкову, крикнул:
– Ну, что стоишь, время не ждёт, пошли быстрее на станционную площадь!
После чего, повернувшись, быстрым шагом направился к угадываемым даже под двойной маскировочной сеткой многочисленным автомобилям, стоящим на площади перед вокзалом. Шёл и думал, что нужно распорядиться, чтобы машины срочно убрали куда-нибудь в лесополосу. Пусть с воздуха их под маскировочной сеткой и не видно, но немецкие лётчики ведь не идиоты, и сразу почувствуют неладное, когда обнаружат, что напротив вокзала вдруг возник лесной массив. Думал я недолго, вскоре меня догнал Лыков, и мы уже на ходу продолжили разговор о новых обязанностях, которые возлагаются с сегодняшнего дня на особый отдел. Наверное, про себя Лыков ругал, что с его языка вырвалась жалоба на нехватку кадров. Людей-то он получил, но и поимел новую, огромную головную боль. Знал он меня, и то, что Черкасов поручил, казалось бы, на ходу и спонтанно, будет отслежено и обязательно оценено. С кондачка, под настроение, генерал никогда ничего не приказывает.
На свободном пространстве привокзальной площади собралось довольно большое количество военнослужащих. Стоял гогот, иногда прерываемый звуками гармошки. Народ культурно отдыхал. Совершенно не хотелось нарушать эту последнюю перед жесточайшими боями идиллию. Но куда деваться, и дело даже не в том, что нужно было вытащить из этой толпы нужных мне пограничников и радистов, главное было в другом – расслабились мы, забыли, что вытворяла немецкая авиация на автодороге Волковыск – Слоним. А там была жуть – везде трупы, сожженная техника, убитые животные и то, что больше всего било по психике, смрадный запах гниющей органики. От кошмарного вида разбомбленной дороги можно было избавиться, закрыв глаза, а куда деться от тошнотворного запаха – не дышать, что ли?
Вот и сейчас где гарантия, что немцы не направят эскадрилью бомбить узловую станцию Хорощ. Конечно, свой будущий трофей они уничтожать не хотят, но кто знает, вдруг фашисты пронюхали, что русские концентрируются на западном направлении. Сметут к чёртовой бабушке всю станцию, наши эшелоны и последнюю надежду России встать с колен. Конечно, по логике немецких стратегов, всё сейчас решается далеко на востоке, и обращать внимание на дёрганье обречённых русских в Белостокском котле не имеет смысла. Зачем отвлекать силы авиации на гнилой фрукт, который сам скоро свалится под сапог немецкого солдата. Да, многое строилось в нашей стратегии именно на этом постулате – что немцы не будут отвлекать большие силы на окончательное уничтожение 10-й армии. Плотно перекроют выходы из Белостокского котла и будут ждать, когда бегущие оттуда русские сами сдадутся. Но кто знает этих хитрозадых фонов и герров, вдруг их агентура смогла внедриться в наши ряды, и сейчас какой-нибудь гад докладывает по своей рации в немецкий штаб о наших приготовлениях. Раньше-то никто не докладывал, это точно. Если бы у немцев были данные о наших намерениях, то они точно бы разбомбили Хорощ.
Вся моя зыбкая надежда на то, что немцам не интересно наше копошение, и можно пока не ожидать визитов немецких самолётов, начала стремительно рушиться, когда я заметил, в безоблачном небе две чёрные точки, которые начали стремительно приближаться. Вскоре можно было разобрать, что это самолёты. В голове буквально завыл сигнал тревоги, и, уже ни о чём не думая и не рассуждая, я заорал:
– Воздух!!! Всем занять свои места по боевому расписанию! Командиров подразделений и колонн ко мне!
Гомон, стоящий на площади, мгновенно стих. Установившаяся тишина продержалась не более секунды, потом наступило царство сумасшествия. Казалось бы, бессистемное метание людей, матерные возгласы, крики командиров, топот множества ног и, как итог этой вселенской суматохи, не занятая грузовиками, занавешенными маскировочными сетями, площадь освободилась. А когда вокруг меня собрались командиры в форме различных родов войск, стало возможным и определить тип самолётов, приближающихся к привокзальной площади. Это были «мессершмитты». Рядом со мной внезапно раздался знакомый басок:
– Худые, мать их!
