Я повернул голову, глянуть на этого знатока народного названия «мессершмитта», только-только начавшего ходить среди моих бойцов. И увидел конечно же Шерхана. А кто ещё, спрашивается, может смачно выражаться при генерале – только этот хитрый татарин, больше никто. И я не удивлюсь, если именно Наилю принадлежит авторство названия этих летающих скелетов. Умел Шерхан метко обозвать любую вражескую загогулину – это тоже его выражение, прилипло ко мне как банный лист. Рядом с ним стояли Якут, Лисицын и трое рязанцев – вся моя гоп-компания была в сборе. Наверное, ребята плотно пообедали в станционном буфете, а потом пошли искать развлечения. А где здесь можно было забыться от всего того ужаса, который выпал на долю моих боевых братьев? Естественно, только здесь, на станционной площади, где собравшиеся бойцы травили анекдоты, иногда пели под гармошку, а бывало даже и плясали. И не только красноармейцы отходили тут душой, но даже и командиры расслаблялись и хоть на время забывали о проклятых немцах и предстоящих лишениях. А в том, что предстоят тяжёлые и кровавые дни, не сомневался никто. Я тоже в этом не сомневался, и когда увидел самолёты, понял – вот оно. Сейчас как врежут по нам, будем долго кровью умываться.
Но определенный Шерханом тип самолётов несколько снял напряжение с моей души. Всё-таки это не бомбардировщики, и максимум, что они смогут сделать – обстрелять из пулемётов привокзальную площадь, что, в общем-то, будет не фатально для нашей группировки. А после возгласа:
– Однако это наши «мессеры», вон звёзды на крыльях намалёваны!
Тревога совсем ушла. Естественно, самым глазастым оказался Якут. Он не просто оказался глазастым, но и оснащенным – увидел звёзды на крыльях не обычным взглядом, а глядя на самолёты в свой оптический прицел. Без него он теперь никуда не выходил – всё время таскал в противогазной сумке вместе со своими мазями. Трясся над этим уникальным прибором, который ему подарил Костин, после того как помародерствовал в разгромленной штабной колонне 7-й танковой дивизии немцев. Мне, например, презентовал какую-то ценную, судя по футляру, курительную трубку. Я когда допрашивал пленного оберста, поинтересовался, чем же ценна эта трубка? Немецкий полковник, когда взял в руки теперь уже мой трофей, потрясённо его рассматривал, наверное, целую минуту, а потом выдал целый рассказ об этой по виду ничем не примечательной трубке:
– Это трофей, добытый в Нидерландах. Её подобрал в свою коллекцию сам Роммель, когда был командиром нашей дивизии. После Французской кампании его назначили командующим Африканским корпусом. Он многие вещи не успел забрать и попросил обеспечить их сохранность, пока не обживётся на новом месте. Естественно, Ханс фон Функ, нынешний командир дивизии, решил уважить просьбу Роммеля. Вот и были собраны все оставшиеся вещи героя Германии и уложены в два больших кофра, которые перевозились с архивом штаба дивизии.
После этих слов немецкий полковник опять замолчал, думая, что же ему дальше рассказать русскому генералу. А я, не выдержав пустопорожнего времяпрепровождения, сам спросил:
– Так что же, ценность этой трубки заключается только в том, что она принадлежала вашему герою Роммелю?
– Конечно нет! Трубка и сама по себе очень дорогая вещь. Вот видите на ней три вкрапления?
Немец протянул вынутую из футляра трубку мне. Я с интересом исследовал её поверхность, особенно три чужеродных структуре древесины вкрапления (зрение позволило обнаружить на мундштуке трубки серийный номер, пальцы рук качество шлифовки). Но этот осмотр не дал мне ясности – чем же так ценна эта трубка. Пришлось ещё раз спросить пленного:
– Ну и что обозначают эти вкрапления? Что этой трубкой могут пользоваться только короли?
– Да, примерно это они и обозначают. Ведь для того чтобы изготовить эту трубку, было убито три половозрелых слона, срублено несколько очень редких видов деревьев в Африке и более сотни аборигенов, рискуя жизнями, ныряли на большую глубину, чтобы добыть раковину, из моллюска которой изготавливался специальный лак для покрытия уникального изделия. Английская фирма, которая изготавливает эти трубки, гарантирует, что остатки деревьев, из которых изготовлен наборный мундштук, будут уничтожены, то же самое касается и слонов. Из громадных бивней каждого слона будет выпилена только одна небольшая вставка в мундштук.
– Ничего себе буржуины развлекаются! – только и смог вымолвить я.
Слов не было, внутри разрасталась буря ярости. От греха подальше приказал увести пленного, а то мог спокойно пристрелить этого пособника гнусных выродков капиталистического строя. Потом долго не мог успокоиться, представляя себе, с каким бы удовольствием разложил владельцев таких трубок на пути слоновьего стада, а потом их израненные тела развесил на реликтовых деревьях Африки, чтобы подкормить голодных птиц и термитов. Но саму трубку я не сжёг, как первоначально хотел сделать – оставил, чтобы она напоминала, куда заводят амбиции и вседозволенность далеко не глупых и энергичных людей. Дай им волю, они всю планету превратят в помойку, а сами будут сидеть довольные на груде костей и курить из подобной трубки. При этом искренне считать, что жизнь удалась – весь мир под ними.
Вот что я успел вспомнить, пока наблюдал за кружащимися над Хорощем «мессершмиттами». Все эти воспоминания скомкались, когда из одного из пролетающих самолёта вывалился какой-то предмет. Когда над ним раскрылся небольшой парашют, мне стала ясна причина появления краснозвёздных «мессершмиттов» над Хорощем. Сам же просил Черных послать самолёт, чтобы лётчик проверил нашу маскировку с воздуха. Данные наблюдений пилота просил скинуть вымпелом на привокзальной площади города, для того чтобы оперативно принять меры, если будут выявлены нарушения маскировки. Вот Черных и исполнил распоряжение, а появившиеся самолёты, в дополнение к инспекторской, выполнили и психологическую задачу. Напомнили людям об угрозе с воздуха. Кроме этого, пролёт «мессершмиттов» показал хорошую выучку наших ПВОшников. Ни один расчёт не открыл огонь по чужим силуэтам самолётов. То есть инстинкты, зиждущиеся на панике, отступили перед воинской выучкой и полученным приказом по «мессершмиттам» с красными звёздами
