дивизий, и те вышли бы на оперативный простор. И всё, немцы, зайдя в тыл нашим передовым дивизиям, быстро бы их потрепали и обескровили, а потом уничтожили, как задавили механизированную группу Половцева. И на последнем этапе боя не помогло майору наличие в его группе тяжёлых танков Т-34 и КВ. Закидали с самолётов бочками с горючей смесью и сожгли наши лучшие танки вместе с экипажами.
Между тем к эскадрилье Ю-88, бомбившей позиции полка Ломакина, прибыло подкрепление. Ещё одна эскадрилья, и теперь она вываливала на головы моих ребят не бомбы, а эти чёртовы бочки с горючей смесью. Вскоре на месте опорного пункта полыхал огонь. Как будто на месте окопов разверзлась земля и возникло жерло громадного вулкана. Но фашистам этого было мало, и к летающим дьяволам на подмогу прилетела ещё одна эскадрилья убийц. И на всё это ужасное зрелище с интересом смотрели зрители, и их становилось всё больше и больше. Начала прибывать техника эсэсовской дивизии, и на многие крыши грузовиков, башни штурмовых орудий и САУ вскарабкивались новые зрители. По жестам немцев можно было понять, что им очень нравится зрелище расправы над русскими.
Через пять минут им перестало нравиться. Начали гореть и падать уже немецкие самолёты. Наконец-то прилетели истребители Черных. В основном это были «мессершмитты» с красными звёздами на крыльях, но было и семь МиГов.
Бойня началась страшная, на выручку своим бомбардировщикам пришли истребители прикрытия. Их было не так уж и много, наших истребителей было больше. Поэтому часть истребителей Черных продолжали клевать немецкие бомбардировщики, а остальные закрутили хоровод с «мессерами» люфтваффе. В глазах рябило от кульбитов летающих акробатов. Было непонятно, кто же побеждает в воздушных боях. Одно дело, когда схватывались «мессершмитт» и МиГ, а другое, когда два «худых». Нужно было суперзрение, чтобы разглядеть звёзды на крыльях одного из них. Зрители на крышах машин это тоже не понимали, может быть, поэтому продолжали наблюдать за схваткой, не пытаясь сесть в свои машины и покинуть это проклятое место. Вся эта катавасия продолжалась минут десять, пока небо не очистилось от самолётов с крестами на крыльях.
Всё это время немецких машин становилось больше, они уже стояли в четыре ряда вдоль шоссе. Между колонн плотно стоящей вдоль обочин немецкой техники еле-еле мог проехать автомобиль. Ждать дальше подхода подразделений немцев было опасно, вдруг у них найдётся умная голова, которая почувствует опасность и скомандует покинуть это место. Я посчитал, что мышеловка была уже полна, и пора прихлопнуть эту добычу. Поэтому взяв трубку полевого телефона, скомандовал командирам артполков в 12–20 открывать огонь.
До начала нашего представления оставалось ещё семь минут, и я с интересом наблюдал за поведением гитлеровцев. А там после разгона немецких самолётов и прекращения бомбардировки позиций полка Ломакина началось оживление. Не то чтобы немцы, испугавшись наших самолётов, решили рассредоточиться, чтобы избежать удара с неба. Нет, было видно, что немцы не опасаются русской авиации, они просто готовились продолжить своё движение к городу Острув-Мазовецка. Позиции русских немецким командованием уже не брались в расчёт. Конечно, разве могло выжить в таком аду живое существо?
Но в 12–20 для самих немцев начался ад. Уж на что я человек привычный, но на такое даже мне было жутко смотреть. Стена разрывов 152-мм снарядов впечатляющее зрелище, а когда это происходит среди автомобилей, людей и бронетехники, от которой рикошетят осколки, это ужасная картина. Людей рвало на части, а асфальт стал красным от крови. Я не стал дальше смотреть на все эти ужасы – подошёл к радисту, сидящему в дальнем конце окопа, и приказал вызывать на связь радиостанцию полка Ломакина. Хотелось верить, что подполковник жив. Что радиоэфир очистился от радиопомех, я почти не сомневался. Сам видел, как снаряд угодил в «опель» с параболической антенной на будке. Такой же, как те два, что захватил бронедивизион во время рейда по тылам 7-й танковой дивизии немцев. И которые я сам использовал недавно для блокировки радиостанции немецкого батальона.
Чудо случилось на третьей минуте работы корпусного радиста, полковая радиостанция (5АК) отозвалась. И не меньшее чудо, что рядом с ней находился живой и здоровый подполковник Ломакин. Здоровый то он был здоровый, но явно был неадекватен. Как только я надел наушники, то сразу услышал его крики:
– Товарищ генерал, полк умирает, но не сдаётся! Сейчас немцы проводят артподготовку и скоро пойдут в атаку! Мы все ляжем под фашистскими танками, но не отступим! Слава партии и великому Сталину!
Да… даже такого ветерана, прошедшего огонь и воду, выбила из седла жуткая бомбардировка. Работу наших гаубиц он воспринимает как артподготовку немцев перед атакой. Я начал успокаивать подполковника, сказав:
– Сергей Викторович, я тебя поздравляю с победой! Твой полк дрался сегодня великолепно и полностью выполнил задачу. Я горжусь вами. Все бойцы и командиры достойны награды, а тебя я представляю к званию Героя Советского Союза.
Этими словами я ввел подполковника Ломакина в полный ступор. Он что-то начал мямлить, из всех его слов я только разобрал «спасибо». Затем более отчётливо послышалось:
– А как же немецкая артподготовка, я же слышу звуки артиллерийских залпов?
– Сергей Викторович, ты сейчас где находишься?
– В блиндаже!
– Вот выйди из него и посмотри, что творится снаружи. Гарантирую, что никаких разрывов ты не увидишь, а услышишь только громкую канонаду. Это работают наши крупнокалиберные гаубицы, добивая две немецкие дивизии. Представляешь, подполковник, как мы дали по мозгам фашистам. Сколько советских людей спасли. И в этом очень большая заслуга твоего полка. Так что, Сергей Викторович, ты победитель! Давай приводи мозги в порядок и
