– Все-таки старею. И ведьмы не вечные… Музей сгорел за несколько дней до открытия. Нет, там не было ничего особо ценного. Я так думаю, вряд ли бы позволили оставить что-то и вправду важное в деревенской усадьбе, но вот… Галочка переживала очень. Нет, она ничего-то не говорила, но я по взгляду видела, что подозревает.
– Вас?
– Меня. Точнее, и меня тоже. Это неприятно, когда близкий тебе человек мучится сомнениями. Словно трещина в сердце, и не знаешь, как сделать, чтобы трещина затянулась. Я хотела поговорить, но Галочка от разговора уходила, отшучивалась, дескать, надо было правила пожарной безопасности соблюдать. Но мы обе знали, что за этими шутками стоит.
А пожар Иван помнит, ему действительно тогда… сколько было? Лет десять, не такой уж и маленький.
Пожар – это событие. И почти радость, потому как событий в Козлах мало, оттого и слушал Иван про пожар с раскрытым ртом, а новость обсуждали на каждом углу. Кажется, шептались, что призрак княжны спалил музей, потому как нехорошо это – могилы грабить.
На пожарище тоже бегать случалось. Иван не знал, что именно надеется увидеть, но уж точно не жирный черный уголь, прокопченные балки и обвалившуюся стену. Пожарище долго оставалось теплым, и бабка ругалась, называла его охальником, а само место – проклятым.
– И вот оно, как старая рана, – продолжала рассказ Антонина. – То заживет, годами не беспокоит, а потом раз и… и мы тогда с Владиком встретились, вспомнили старое. И его приезд, аккурат накануне пожара.
Владик?
Владлен Михайлович, полковник, у которого имеется замужняя любовница.
– Он сказал, что все выглядит очень подозрительно, как будто бы он, Владик, виноват… сказал, что по сей день эту вину за собой ощущает. Вспомнилось оно… некстати. Вот я и решила к усадьбе прогуляться. Ее ведь купили, ты знаешь.
– Нет.
Иван впервые слышал.
– Кто и зачем – не спрашивай, не знаю. Но пожарище расчистили, начали в порядок приводить еще в прошлом году… аккурат летом, когда ты со своей красавицей объявился. Строители там, помнится, были, ходили в деревню за молоком. Не из наших и говорят плохо, так что, чего не спрашивали, впустую. Да и мало здесь осталось любопытных.
Антонина замолчала, замерла, словно обдумывая какую-то новую для себя мысль.
– Строители исчезли в июле. А Игорек к усадьбе зачастил. И деньги у него появились. Мне вот двести рублей отдал.
И вправду событие из ряда вон выходящее, чтобы Игорек долги раздавать начал? Подобного за ним прежде не водилось.
– Я спросила, откуда деньги, а он оскорбился, мол, значит, он не способен заработать, что ли…
Не способен, где Игорек, а где работа?
И Антонина хмыкнула.
– На следующий день заявился пьяноватый, попросил в долг уже триста, я дала двести, пускай себе… но к стройке он ходил часто. Однажды вовсе заявил, будто его там сторожем поставили. Но чего там сторожить? Да, горелое убрали, кое-как пол расчистили, стену, которая еще стояла… остальные наметили, но и только. Ничего ценного в развалинах не осталось. Да и было ли? Я так думаю, музей сначала обчистили, а после подожгли. Галина-то молчит. Она хороший человек, и видать, решила, что кому-то из нас очень сильно нужны были деньги. А музейное стоит дорого… вещи – это просто вещи.
К старой усадьбе стоит прогуляться.
Если Машка там бывала.
И Игорек. Лара уверена, что Игорек прикидывается. А если она права? Если ошибался Иван, списав ее подозрительность на результат давней травмы? Она ведь не дура…
– Но я вот подумала, что если дело вовсе не в деньгах… да, клинок пропал, поскольку не нашли на пожарище оплавленной бронзы, а Галка на корточках там все оползала. Витрина была. И держатель, не знаю, как правильно называется эта штука… ножны, заказанные позже… и подсвечники… много понаходили, но не клинок. А если именно ради него все и затевалось?
– Погодите, – остановил Иван, окончательно теряя нить разговора. – Какой клинок?
– Рог Минотавра, – Антонина произнесла это таким тоном, что становилось очевидно: Иван просто-таки обязан был знать. – Кинжал это, который в склепе нашли. Семейная реликвия князей Тавровских. По мне – ничего особенного. Бронзовый нож, кривой, на бычий рог похожий… старый, но какой-то… неубедительный, если можно так выразиться.
– В каком смысле?
– В прямом. Очень уж свежо выглядел, так, словно только вчера его из бронзы и отлили. Галочка, конечно, обратное утверждала. Ей виднее, но клинок этот был самой ценной вещью в коллекции. И если брать, то его. Но не для продажи, а… для себя?
Она сказала это удивленно, точно сама до конца не верила в подобный вариант.
