– Не знаю… чего-нибудь… а шоколадку можно? Я очень шоколад люблю…
– Какой?
– Любой.
Безумный разговор, но, наверное, она, Анечка, что-то да значит для него, если Минотавр спрашивает про шоколад. И тогда, выходит, у нее получается…
– Ты… давно здесь? – спросила рыжеволосая, когда Минотавр ушел.
– Давно. Наверное, – Анечка села в свой угол и обняла колени.
Она и рада и не рада была появлению соседки. С одной стороны, не так страшно…
…И он обещал, что скоро вернется.
С другой, а если ему рыжая понравится больше Анечки? Что тогда с Анечкой будет? Нет, нельзя думать о плохом…
– Евгения, – представилась рыжая.
– Аня…
– Меня искать будут. Уже ищут… и найдут.
Она сказала это с такой уверенностью, что Анечка позавидовала. Она тоже хотела верить, что ее будут искать и найдут, но… почему-то не получалось. Наверное, слишком много времени она провела в этом белом подвале.
– Расскажи о… них, – попросила Женька.
– Что?
– Все, что знаешь…
…Знала Анечка не так уж много.
Иван разговаривал по телефону.
Ночь за окном. Душная, летняя, а он, беспокойный, опасается открывать окна. Стрекочут сверчки, поет соловей, но где-то далеко, отвлекая от разговора, который идет вовсе не так, как Ивану хотелось бы.
Вопрос-ответ.
Старая игра, в которой главное – правильно задать вопрос. А у него получается плохо. Но старый приятель терпелив. Лара вертится рядом, слушает, на кошку бродячую похожа, разве что не трется о ноги, но того и гляди – замурлычет. Глаза-глазища следят за Иваном неотрывно, и жутковато от этого взгляда…
– Так, давай сначала… Валерий Владленович… Владленович, – он остановился, зацепившись за отчество. – Валерий Владленович… а отец его случайно не Владлен Михайлович… не случайно? Конечно, не случайно, это я не так выразился. Отец, да? Хорошо… а почему фамилии разные? Нет, я знаю, что ты не гадалка… ага, по матушке… странно, но не запрещено…
Владлен Михайлович.
Милый старик, точнее не старик, поскольку его проблема отнюдь не стариковской была, напротив, мужчина в самом расцвете сил… и любовница… а была ли та любовница? Почему Иван поверил в ее существование? Потому что изначально решил, будто Владлен Михайлович – жертва, а Сигизмунд – сволочь… нет, он сволочью был, этого не отнять, однако и жертва оказалась не столь невинна.
Ловко его.
Заметил. И пригласил. И в приступе откровения рассказал все, как есть. А Иван поверил…
– А вообще его проверить можешь? На какой предмет? Да я не знаю! На все предметы… и Валерия этого… а фото есть? Да сойдет и то, которое на документы… и ничего страшного, нам просто посмотреть… да, жду…
Он отключился и, опершись руками на широкий подоконник, вздохнул.
– Я дурак?
– Не знаю, – сказала Лара, присаживаясь рядом. Она забралась на кушетку с ногами и колени обняла, прижала к груди. – Тогда и я дура. Я ничего не понимаю.
– И я… пока… погоди, он скоро перезвонит…
Ждали. Ивану хотелось шепнуть ей на ухо, что теперь все будет хорошо, что чужие тайны останутся здесь, в Козлах, а в городе начнется иная, светлая жизнь.
А он молчал.
И слушал сверчков, соловья и жаб на пруду, которые разорались неимоверно. Идиллия почти. Семейная…
– Антонина сказала, что я цепляюсь за свои страхи, – Лара потерлась носом о руку, – что сама их не отпускаю, потому что не знаю, как без страхов жить дальше.
– А ты не отпускаешь?
