– Мириться с тобой приехала! – крикнула девица так, что со старой вишни взлетели всполошенные скворцы. – А ты… ты…
Она таки выскочила за ворота, оставив Ивана в полной растерянности.
– Извини, – сказал Вовка, пряча руки в карманы. – Олька хорошая, только…
– Дурная, что коза недраная, – Галина Васильевна вышла из дому. – Здравствуй, Ванечка, ты уж извини, у нас тут второй день… отношения выясняют. У меня уже голова от ее верещания раскалывается.
– Вам тут баба Тоня меду передала.
– Ба, Оля…
– Оля эта твоя… такая Оля, что спасу нет…
Вовка вздохнул и помрачнел еще больше.
– Я пойду…
– Искать? – Галина Васильевна вытерла руки о фартук. – Иди, ищи… герой… попомнишь мое, подомнет она тебя и будет туфельки свои вытирать…
– Ну, ба…
– Что «ба»? Здоровый бугай, а ума, как у теляти новорожденного. Сядь вон, отдохни. Побегает твоя Оля и сама вернется, небось, тут особо не заблудишься…
Вовка с непонятной тоской посмотрел на ворота. Видать, бежать за подругой ему не особо хотелось. А Галина Васильевна, почуяв настрой внука, добавила:
– Да и что с ней тут приключиться-то может?
– Может, – сказал Иван и, протянув крынку с медом, решился. – Мне бы поговорить и… Машу убили.
Крынку Галина Васильевна взяла.
– Маша – моя невеста и… не знаю, помните ли ее. Она сюда не любила приезжать.
– Идем в дом, – велела Галина Васильевна и, глянув на внука, строго добавила: – Ты тоже.
Не травы – цветы, что за окном, что на скатерти, на салфетках нитками мулине вышитые…
– Это Вовка балуется, – призналась Галина Васильевна, и Вовка покраснел. – Успокаивается так…
– Я… ну это… у каждого свои тараканы.
Наверное, и почему-то Ивана не удивляет столь странное увлечение. Да и до Вовки ли ему? Ему рассказать надо о Машке… о Козлах, о том, что происходит здесь неладное…
Баба Галя хмурилась, Вовка мрачнел с каждым словом, затем молча встал и вышел. Ольку свою искать пошел? Хорошо бы.
Ни к чему ей одной гулять.
– Вот так, Галина Васильевна.
– Антонине?
– Скажу, если ей уже не… там моя знакомая осталась.
Галина Васильевна кивнула и замерла, задумавшись.
– Ты уверен, что это кто-то из наших? – спросила она.
– Нет, – Иван уже ни в чем не был уверен. – Но встретились они с Машкой здесь, она сама писала.
В тех запретных письмах, которые остались в городской квартире.
– Что ж… если что и было, то Антонина поможет… скажи ей за мед спасибо. И Ванечка, ты… ты же не на Вовку думаешь?
Спросила напряженно, в глаза глядя.
– Вовка, он хоть и может убить, но не женщину. Женщину не тронет… ему многое пережить довелось, но он же…
– Не думаю, баба Галя… я… мы найдем эту сволочь.
Сказал и сам поверил.
Хорошо бы.
День шел своим чередом. И было в этом что-то спокойное, умиротворяющее.
Утро и солнце, пробившееся сквозь сатиновые занавески. Лужицы света на старом полу. Кровать скрипучая и пыльная перина. Плита и чайник, который закипал долго, пыхтя и вздыхая…
Чай.
И бутерброды со свежим домашним маслом, слегка кисловатым на вкус.
А потом – кладбищенская тишина и сорняки, на которых можно выместить раздражение. Женька дергала их, сама не понимая, почему злится, на кого.
На драгоценного?
