— Как-то он вернулся злой… и к себе пошел. А я… не помню. Знаешь, все помню, а вот зачем к нему пошла, вылетело… может, кукла сломалась? Он умел мои куклы чинить. Или… или испугалась? Он мне как-то камешек подарил, на нитке. Обыкновенный, не самоцветный. Сказал, амулет от снов дурных и сглаза. Я сразу перестала кошмары снить. Мне бы сейчас пригодился такой. Сделаешь?
— Сделаю. — Арей поднял с дорожки камешек.
…не бывает амулетов, которые бы от снов защитили. Слишком тонка ментальная магия, слишком хрупка, чтобы поселить ее в тело камня, даже трижды драгоценного, не говоря уже об обыкновенной гальке. Но если ей так спокойней, почему бы и нет?
От Арея не убудет.
Повинуясь внутреннему порыву, создал простейшую сеть защитного заклинания. Расширил контуры. Вплел в них нить огня. Не от снов, но от магии наведенной поможет. Если и вправду кто воздействует на царевну, то амулет защитит.
— Он сидел над книгой. Читал. Такой увлеченный. А меня увидел и на руки взял. Стал показывать… я ничего не понимала. А он только и говорил, что эта книга — особенная, что она — легенда… в ней собрано многое из того, что утрачено было. И что многие знания опасны, но это же знания…
…или от порчи.
Порчу выжжет истинным живым пламенем, благо, у Арея ныне хватит сил и умения поместить его в камень. И тот плавился в пальцах, меняя форму.
Вылепить?
Что?
А ничего. Пусть камнем и будет, только с дырочкой. Шнурок протянуть — и на шею.
— Он так рассказывал об этом. Я запомнила. И знаешь что? Мне тоже захотелось ее прочесть. Я знаю, что не мне одной… Ильюшка… все думают, что он славный, да… брат наш, который уцелел… но он тоже книгу читал. А у него память отличная, он, единожды прочитанное не забывает… и знаешь что? Кто-то ведь выдал отца. Кто?
— Илья?
В это верилось слабо.
Батош-Жиневский был там, на поле. И должен был умереть, если верить предсказанию старой карги. И не умер единственно чудом.
— Спасибо. — Цепкие пальчики выхватили амулет. — Отец не желал делиться знанием. Он жадным сделался. Уходил к себе и дверь запирал. Никогда прежде не запирал, а тут вдруг… и в доме стало неспокойно. Почти как здесь. А Илья умел открывать запертые двери… спроси у него.
— Спрошу, — пообещал Арей, зная, что обещание выполнит.
Он должен знать правду, если, конечно, она вообще существует. Все запуталось.
— А еще… незадолго до того, как его схватили… отец взял в покои мою сестрицу… я не знаю, что они там делали, но она вернулась другой.
Девушка поднялась.
— Ты мне веришь?
— Верю, — почти искренне ответил Арей.
— Я боюсь ее… она не злая, нет. Она обо мне заботится. Но я боюсь ее. Понимаешь?
Она ушла и камешек забрала, а следом исчезла и девка с золотом. Арей же остался. В тереме ночью тихо, но тишина обманчива.
— Вы все слышали, верно? — Арей знал, что эта женщина где-то рядом, он чуял не ее, но ее защитника, который и выступил из темноты, растянулся у ног. Алым пламенем полыхнули глаза. И древняя магия потянулась к наглецу, который вздумал нарушить заведенный порядок.
— Слышала. — Царица-матушка была в меховой накидке, на белую рубаху наброшенной. — Я разрешила ей говорить.
— Зачем?
— Почему бы и нет? — Она вновь держалась зверя. Белые пальцы на жесткой гриве, и не то гладит, не то просто перебирает седую ость. — Или тебе было неинтересно?
— Вы и о том, что мы знакомы, знали?
Она кивнула.
— Поэтому?
— Одна из причин. Проще вызвать жалость в том, кто помнит маленькую девочку…
— Зачем мне ее жалеть?
— Незачем. Совершенно незачем, — сказала царица. — Она живет в тереме на всем готовом. Окружена служанками и няньками. Ее желания исполняются, те, которые могут быть исполнены. И ты мне ответь, к чему жалость?
Арей не знал.
И промолчал. Так оно верней.
— А золото…
