Стефани чувствовала то же самое, что и я, но отделиться было не так просто. По крайней мере, в такой общине, как наша. Думаю, можно сказать, что я просто ждала удобного момента.
Мы со Стефани переживали, что Кендра будет не способна совладать со всеми вновь прибывающими ротозеями, поэтому решили, что, хотя сами мы и не согласны со всем тем, что пастор Лен делает в последнее время, все равно будет правильно, если мы поедем туда и посмотрим, как она там справляется. Мы планировали сделать это на уик-энд, однако в пятницу всплыла эта история насчет любовницы пастора Лена. Стефани, как только узнала об этом, сразу пришла ко мне и принесла с собой выпуск «Инквайерер». Все это было прямо на первой странице: «Грязные любовные похождения проповедника конца света». На фотографиях была крупная женщина в красных брюках и плотно облегающем топе, но изображение было настолько крупнозернистым, что было невозможно понять, загорелая она, чернокожая или одна из этих латиносок. Сначала я не поверила во всю эту историю. Я была твердо убеждена, что, даже после того как он впустил в себя дьявола, где-то в нем все равно должен оставаться настоящий пастор Лен — хороший человек, который пятнадцать лет стоял во главе нашей церкви. Я отказывалась верить тому, что всех нас столько лет водили за нос. К тому же, как я сразу сказала Стефани, где, скажите, он мог находить время для того, чтобы путаться с падшими женщинами? За всеми занятиями у него времени едва хватало на сон.
В общем, когда мы со Стефани уже заканчивали разговор, на дорожке к дому появился не кто иной, как пастор Лен собственной персоной. Сердце у меня оборвалось, когда я увидела вместе с ним этого Монти.
— Реба, — первым делом сказал пастор Лен, как только вошел через нашу обтянутую сеткой дверь, — Кендра у вас?
Я ответила, что не видела ее.
Монти уселся прямо на стол и, не спрашивая разрешения, налил себе стакан чая со льдом. Глаза Стефани возмущенно сузились, но он не обращал на нее никакого внимания.
— Пропали все вещи Кендры, — сказал пастор Лен. — И собака тоже. Она вам ничего не говорила, Реба? Насчет того, куда она могла поехать? Я связался с ее братом из Остина, но он сказал, что не видел ее.
Я сказала ему, что у меня даже догадок нет, куда она могла поехать, и Стефани повторила то же самое. Хотелось мне еще добавить, что лично я не виню ее за то, что она сбежала, после того как все эти посторонние люди оккупировали ее дом.
— Возможно, это даже к лучшему, — сказал он. — Мы с Кендрой… у нас были определенные разногласия относительно роли Иисуса в нашей жизни.
— Аминь, — сказал Монти, хотя мне это показалось совершенно неуместным.
Стефани попыталась спрятать номер «Инквайерер», который держала в руках, но пастор Лен заметил это.
— Не слушайте обо мне всякую ложь, — сказал он. — Я никогда не делал чего-то аморального. И все, что мне нужно в жизни, — это Иисус.
И я поверила ему, Элспет. Этот человек действительно умел убеждать, когда хотел, и я видела, что в этот момент он не врет.
Я приготовила кувшин свежего чая со льдом, а затем решила озвучить то, что крутилось у меня в голове.
— Как вы собираетесь кормить весь тот народ, что уже приехал к вам, пастор Лен?
Мне не стыдно сказать, что, задавая этот вопрос, я смотрела прямо на Монти.
— Господь даст нам пищу. И об этих добрых людях хорошо позаботятся.
Ну, по мне, так они вовсе не выглядели добрыми людьми. Особенно такие, вроде Монти. Я сказала что-то о том, что люди пользуются его добрым характером, и пастор Лен по-настоящему рассердился на меня.
— Реба, — сказал он, — что Иисус говорил насчет того, чтобы судить людей? Вам как доброй христианке следовало бы знать это в первую очередь.
А потом они с этим Монти ушли.
Я была расстроена этим препирательством, нет, правда расстроена, и впервые за много лет, когда наступил воскресный день, не пошла в церковь. Стефани потом рассказывала мне, что там было полно новых ротозеев и многие из нашего внутреннего круга тоже не пришли туда.
В общем, прошло дня два, что-то около этого. Я занималась своими делами, хотела закончить консервирование на этой неделе (к тому времени, Элспет, у нас уже был запас консервированных фруктов на добрых два года, но все равно сделать оставалось еще немало). Мы с Лорном говорили о том, чтобы заказать немного дров и сложить их на заднем дворе на случай, если выйдет из строя электричество, когда услышали, как перед крыльцом со скрежетом остановился пикап. Я выглянула в окно и увидела за рулем сползшего вниз по сиденью Джима. Я не видела его с тех пор, как относила пирог. На стук в дверь он тогда не откликнулся, и, как ни больно мне признаваться в этом, я оставила пирог на ступеньке крыльца.
Он едва не вывалился из машины, а когда мы с Лорном подбежали, чтобы подхватить его, сказал:
— Мне позвонила Джоани, Реба.
Пахло от него кошмарно, жуткая смесь перегара и пота. И выглядел он так, будто не брился несколько недель. Я подумала, что дочка позвонила, чтобы сообщить ему, что прах Пэм наконец будет доставлен домой, поэтому он так расстроился.
Я усадила его на кухне, и он сказал:
