– Вы хоть записываете за собой? – не выдержала Наташа.
– А чего, бред несём, да? – бесхитростно спросила Кэт.
– Бред, конечно. Но целевой аудитории понравится. Записывайте срочно и выкладывайте в сеть. Надеюсь, вы помните, что здесь вам не клуб по интересам. Что у нас там с посещаемостью нашей суперсоциальной мегатурбосеточки? Я вот проверю вечером…
– Наталья Владимировна, – проникновенно сказала Мара, – когда-то вы учились в школе. Все мы учились в школе.
– Чему-нибудь и как-нибудь, – ввернула Кэт.
– Когда вы учились в школе, – продолжала Мара, – вам хотелось не только учиться, но и жить. Но учителя не понимали этого. «Учись!» – требовали они. А вы иногда отвлекались. Вам это было нужно, необходимо, чтобы не сойти с ума от бесконечной учебы. Это было безответственно. Но так важно. Нам тоже надо отвлекаться. Мы всё ещё учимся. А вам больше нечему учиться? Вы теперь в другом лагере, в лагере учителей? Тогда вспомните себя в восьмом классе. И будьте к нам снисходительнее.
Наташа посмотрела на Мару с уважением. Вот так припечатала!
Глава тринадцатая. Чёрные футболки и эльфийский плащ
За два месяца до окончания восьмого класса по школе прополз слух – в девятый возьмут не всех. Наташа и её подруга Светка перепугались. Теперь, сидя после школы у Светки дома (её родители работали за городом и возвращались поздно), они помогали друг другу с математикой и химией, биологией и немецким, вместо того, чтобы заниматься телефонным хулиганством, разучивать движения модных танцев или просто слушать музыку на Светкином двухкассетном магнитофоне Philips.
Оказалось, что слухи несколько преувеличены. В девятый взяли всех. А вот в 9 «Э» – только особенных, подающих надежды школьников. Какие именно надежды они подавали – никто так и не понял. Разбивались нерушимые компании, разлучались влюблённые, расставались друзья. Между двумя «обычными» классами и одним «элитным» воздвиглась стена наподобие недавно разрушенной Берлинской. Светку взяли в 9 «Э». Наташу – нет.
Казалось бы – кто мешает по-прежнему встречаться после уроков, бродить по Новодевичьему скверу вокруг прудов, придумывать себе невероятное, фантастическое будущее, гадать на любовь или, забравшись на крышу, орать что есть силы хит шведской группы Ace of Base – «Happynation». Только вот у Светки как-то сразу поменялись интересы. Они с Наташей погуляли в сентябре раза три или четыре, как раньше. Но потом дожди, снег, тысяча отговорок, и вот выясняется, что «эшки» едут по обмену в Германию.
Наташа не испытывала недостатка в общении: «не элитный» класс «Б» оказался самым дружным. Но не хватало единомышленника. Игорь, парень из десятого «А», с которым Наташа «гуляла» после школы – просто потому, что положено было иметь «парня» и «гулять» с ним, – вечно говорил и думал о чём-то своём: о каких-то художниках, холстах и красках, а с девятиклассницей «гулял» только ради имиджа. А ещё для того, чтобы уверенно подтягивать главному школьному запевале, который любил переиначивать Цоевскую «Восьмиклассницу» на свой манер. «О-о-о-о, девятиклассница!» – самозабвенно голосил Игорь. Пока другие пели: «О-о-о-о, одноклассница!», или «О-о-о-о, уже красится!», или «О-о-о-о, пэтэушница!», а то и «О-о-о-о, а сколько лет – забыл спросить!»
Наташу на эти «чисто пацанские спевки», конечно же, не приглашали. Чтобы как-то выделиться и из безликой «девятиклассницы» превратиться в «ту самую Наташку, которая…», она решила выучиться танцевать верхний брейк по взятому у соседей журналу «Наука и жизнь».
Тренировалась Наташа в гостиной – там было больше места. Но её постоянно отвлекали: то телефон, то вернувшиеся с работы родители, то младшая сестра, а чаще всего – телевизор. Однажды, когда Наташа твёрдо решила не прерывать занятия, даже если на балконе высадятся инопланетяне, к матери пришла соседка, хозяйка журнала, – «посекретничать по делу». Наташа обрадовалась: сейчас взрослые «посекретничают», а потом выйдет она, очень вежливо поблагодарит за «Науку и жизнь» и, может быть, выпросит ещё парочку номеров.
– Вы понимаете, мужу выдали зарплату… – интимно шептала в коридоре соседка, – как бы вам сказать… женским бельём. Ему неудобно. А у меня больные ноги. И вот мы подумали – может быть, ваша девочка поторгует? У нас место есть в Лужниках… Мы бы заплатили.
– Наша девочка не торгует! – отрезала мать. – Она в школе учится.
Когда за соседкой закрылась дверь, Наташа отложила журнал и вышла на кухню. Сняла с полки кувшин с холодной водой, сделала несколько жадных глотков. «Не пей из кувшина – слюней напускаешь!» – кричала обычно младшая сестра Аня.
– Ма, выбирай – торговать или курить? – лениво спросила Наташа, отрываясь от кувшина.
– В каком это смысле – выбирать?
– Ну, понимаешь, у нас в классе многие курят. А мне пока неохота. Я бы лучше трусы продавала. Что думаешь?
– Узнаю, что куришь – убью!
– Не убьёшь. Я ведь так просто сказала.
Повернулась на пятках и вернулась к верхнему брейку.
В следующие выходные Наташа уже дрожала от осознания серьёзности возложенного на неё предприятия – а может быть, и от холода – в брезентовой палатке на уличном рынке, раскинувшемся возле памятника Ленину в «Лужниках». Поначалу почти не торговала: больше наблюдала за людьми, высчитывая верные стратегии. «Так нельзя!» – отмечала она, когда неопытный продавец неловкой репликой отпугивал покупателя, уже было доставшего кошелёк.
