– Я прекрасно себя чувствую.
– Хотя бы позавтракайте. Силы вам понадобятся.
– Спасибо, я поем в деревне. Тут плыть часа два, не больше.
Маскуито с сомнением покачал головой, но возражать не стал. Он подождал, пока Роквуд торопливо натягивал ботинки, и они вместе спустились по лестнице: американец впереди, хозяин с подносом сзади. В гостиной обнаружились следы потасовки. Несколько стульев было перевернуто, а на ковре валялись осколки бутылки и растеклось темное пятно – видимо, пролитый коньяк. Бильярдный кий был сломан, и шары раскатились по всему полу. Роквуд, проходя через гостиную, виновато втянул голову в плечи. Толстый ковер глушил шаги. В распахнутые окна вливалась оглушительная птичья перекличка, и где-то неподалеку на реке гудел лодочный мотор. Поэтому Роквуд не сразу услышал странные звуки. Лишь подойдя уже к раскрытой двери веранды, он различил глухой, доносящийся снизу стук. Американец остановился так резко, что идущий сзади Маскуито чуть не налетел на него. К стуку присоединились сдавленные вопли, и с возрастающим удивлением Роквуд узнал пронзительный голос Бореаля.
– Что такое?
Американец развернулся и побежал к центру комнаты. Синьор Маскуито ступил в сторону и наблюдал за гостем. Глаза его возбужденно поблескивали.
Роквуд упал на колени и приложил ухо к жесткому ворсу. Определенно, крики доносились откуда-то снизу Роквуд вцепился в ковер и отшвырнул его в сторону. На гладком дощатом полу отчетливо проступили контуры люка. Задвижка была небольшой и неудобной. Пальцы Роквуда скользили, пока он наконец не нащупал неглубокий желобок. Обдирая ногти, он сдвинул щеколду и откинул крышку. Из черного отверстия пахнуло сыростью и почему-то уксусом, и отчетливо прозвучал крик:
– Амиго, берегись!
А потом сорок фунтов рыжего ревуна свалились на Роквуда откуда-то сверху и, вереща, царапаясь и кусаясь, спихнули американца вниз, в темноту.
Они сидели в подвале уже довольно долго. Сначала циферблат наручных часов Роквуда флюоресцировал, но постепенно угас. Другого света здесь не было. Бореаль непрерывно трясся и молился Деве Марии, Младенцу Иисусу и Матери Всего Скана-Вампа вперемешку на португальском, английском и на своем родном языке. Индеец был убежден, что из подвала им живыми не выбраться. В глубине души Роквуд был тоже в этом уверен. Падая, он подвернул лодыжку и рассек о ступеньку лоб. Теперь кровь заливала глаза, и Роквуд механически ее отирал, хотя видеть в этой темноте было все равно нечего. Больше всего американца раздражало то, что он до сих пор ни черта не понимал.
Индеец сидел в подвале со вчерашнего вечера. Из его бессвязного лепета Роквуд с грехом пополам сложил картину того, что произошло накануне. Незадолго до полуночи Бореаль услышал крики и высунулся в окно.
– Глупый индеец, почти совсем слепой. Я принял их поначалу за вас с синьором Ллоном, и я услышал, как амиго кричит, и я выбежал навстречу. Лучше бы я умер на месте, потому что тело мое тогда бы пожрали оборотни, но душа бы улетела прямо в рай. А теперь ее выпьют гаса напьендо, и я вечно буду скитаться по болотам бездомным призраком…
В конце концов Роквуду удалось добиться от Бореаля более-менее внятного рассказа. От услышанного его снова бросило в пот.
В лунном свете перепуганный индеец увидел необычную процессию. Впереди шагал Маскуито с винтовкой. За ним похожие на людей существа с головами из каучука – гаса напьендо, если верить Бореалю, но в последнем Роквуд как раз сомневался, – несли обезглавленное тело Ллона. Еще два чудовища тащили его, Роквуда. По словам Бореаля, он вырывался и ужасно кричал, так что даже могучие призраки с трудом его удерживали. От страха индеец потерял сознание, а очнулся уже запертым в подвале.
Стряхнув с себя дрожащего Бореаля, Роквуд обошел их тюрьму. Подвал был довольно велик. Вытянув перед собой руки, Роквуд направился вглубь и сразу же наткнулся на большой чан, от которого несло уксусом. Опустив в чан пальцы, он нащупал упругую поверхность и, поразмыслив, догадался, что это коагулирующий каучук. Вокруг стояло не меньше десятка таких котлов. Похоже, производство у Маскуито было налажено основательно. Роквуд отстраненно подумал, что, если вся эта резина идет на головы, ходячих покойников тут должно быть не меньше нескольких сотен.
Выключателя в подвале не оказалось. Никакого выхода, кроме крутой лесенки, ведущей к люку, тоже не было. Нога у Роквуда разболелась просто невыносимо. Закончив обход, американец рухнул на пол рядом с Бореалем, привалился к холодной стене и принялся ждать.
Ждать пришлось долго. Роквуд почти уже уверил себя, что все происходящее – лишь продолжение ночного кошмара, когда над головой простучали шаги, и крышка люка откинулась. Голос Маскуито прокаркал сверху:
– Выходите. И чтобы без фокусов – у меня тут заряженное ружье. Индеец пусть остается внизу.
Когда Роквуд, моргая, щурясь и постанывая от боли в лодыжке, перевалился через край люка, в лицо ему ударил красноватый свет заходящего солнца. В этом свете американец не сразу разглядел державшего его на прицеле человека – а когда разглядел, чуть не грохнулся обратно в подвал.
Роквуд сидел на диване. На столике перед ним стоял бокал виски с тающим льдом. Рядом лежали обе камеры. У выхода на веранду валялись сапоги Маскуито с высовывающимися из голенищ протезами. Только сейчас Роквуд понял, зачем хозяин таскал такие широкие штаны – в них легко было спрятать ходули, увеличивающие рост почти на пятнадцать дюймов. Расхаживающий сейчас по комнате человечек был совсем невысок.
