— Шаркуны.
— Точно. Если их цель — защитить город от шаркунов? Или они разыскивают уцелевших, чтобы перевезти в безопасное место?
— Не знаю… — задумчиво протянула я, глядя вслед удаляющемуся «хаммеру». — Но не думаю, что стоит подойти к ним и спросить об этом.
— Зато я знаю, что чернокожего, снующего в темноте, в такой ситуации пристрелят наверняка.
Я улыбнулась краешком рта:
— Ладно, идем. Мы почти у цели.
С каждым шагом Тобин хромал все сильнее, последние метры до дома Тавии превратились для него в настоящую пытку. Он стонал и кряхтел от боли, но упрямо передвигал ноги.
— Если не перестанешь стонать, нас примут за шаркунов и подстрелят из ближайшего же окна, — предупредила я.
— Прости, — пробормотал Тобин.
— Шучу. Хочешь передохнуть?
Он помотал головой:
— Нет, тебе нужно найти девочек.
Дом Тавии был буквально в пяти шагах от нас.
— Жаль, не смогу тебе помочь — с такой-то ногой…
Его большая рука благодарно осторожно сдавила мне плечо. Я обняла его в ответ.
Мы остановились у крыльца, ведущего на веранду с покосившейся решетчатой дверью.
— Тавия! — громким шепотом позвал Тобин. — Тавия, это я! Ты там? — Он замолчал, дожидаясь ответа. — Тавия!
Я махнула в сторону дома своих родителей:
— Пойду к своим. Если что-то понадобится, свистни.
Тобин тихонько рассмеялся:
— Ну уж нет, ты и без того сделала достаточно. Спасибо, Скарлет.
Кивнув, я направилась во двор соседнего дома. Трава только начала зеленеть и теперь мягко хрустела под ногами. Шаги громко звучали в ночной тиши. Шепот Тобина был едва различим, но мое собственное дыхание казалось мне оглушительно громким, словно дышишь в мегафон.
Я потянула на себя дверь с москитной сеткой, и та со скрипом отворилась. Как ни странно, входная дверь была не заперта. Я вошла внутрь, пытаясь разглядеть хоть что-то в кромешной тьме.
— Бабуль… — Я старалась говорить как можно мягче, чтобы не напугать стариков. Наверняка они смотрели новости и так же, как все, боялись, что и в их дом вломятся незваные гости. — Бабуль, это я, Скарлет.
Я на цыпочках пересекла гостиную и направилась в спальню. На стенах висели семейные фотографии. Меня привлек маленький снимок восемь на десять, который запечатлел нас с Эндрю и девочек в счастливые времена. Хотя, нет. Зачем врать? Мы никогда не были счастливы.
Когда я позвонила матери, сказать, что ухожу от Эндрю, она закатила истерику.
«Скарлет, не дури! Муж у тебя не алкоголик, в отличие от отца, не наркоман. Тебя не бьет».
«Мама, он меня не любит. Его вечно не бывает дома. Сутками пропадает на работе, а когда возвращается, только и делает, что орет на нас. Такое ощущение, он нас всех ненавидит!»
«Скарлет, ты ведь сама знаешь, что с тобой нелегко ужиться. Потому он и не хочет идти домой».
Фотография на стене разбередила старую рану. Когда я решила уйти от него, на сторону Эндрю встали его родственники, а заодно и мои. Они считали, я должна молиться на такого мужа, но он был очень грубым, а временами и жестоким человеком. Конечно, у меня характер тоже не сахар, но я не могла спокойно наблюдать, как он третирует дочерей, а все попытки его успокоить оканчивались жутким скандалом. Господи, как он орал! И орал постоянно. В нашем старом доме только и слышалось, что вопли, оскорбления и плач. Да, Эндрю не пил, не принимал наркотики, меня не бил, но жить с ним было невозможно.
Я держалась до последнего, чтобы защитить девочек, принимала весь удар на себя. Когда он гнался за Дженной по лестнице, осыпая девочку бранью, я бежала следом за ним, вытаскивала его из комнаты дочери и пыталась успокоить. И тогда весь свой гнев он обрушивал на меня. Но я не хотела, чтобы дети боялись находиться в собственном доме.
Но бить меня он не бил, это правда.
Иногда мне жутко этого хотелось — по крайней мере, будет чем закрыть рот матери, пусть поймет, что мое решение вызвано объективными причинами, а никак не эгоизмом или скукой. Тогда мать встала бы на мою сторону, а не шушукалась с Эндрю о том, какая я ужасная дочь и жена.
После развода в нашем с девочками доме воцарился мир и покой. На смену воплям пришел радостный смех. Правда, девочки стали все чаще
