он даже включил эти слова в «Декларацию независимости». Но при этом сам Джефферсон был рабовладельцем. Что, как мне кажется, не вполне правильно. Не случайно один англичанин, тоже аболиционист, сказал, что нет, дескать, ничего более абсурдного, нежели государственный муж, разглагольствующий о всеобщем равенстве, держа в руке кнут рабовладельца.
Сэра быстро вскинула глаза на Дака.
– Твой англичанин дело говорил, – кивнула она. Потом снова окинула взглядом пустую церковь. Помещение было скромное и просторное. – Слушай, – сказала Сэра. – Если это почта, то здесь должны быть письма и посылки. – Она стала присматриваться. – Может, они где-то спрятаны?
Дак скептически посмотрел на нее, потом насупился и погрузился в размышления. Через минуту он пробормотал:
– А что если…
Не договорив, Дак сорвался с места, пронесся через всю церковь и остановился перед деревянной кафедрой священника. Плюхнувшись на пол, он стал шарить руками под кафедрой.
– Что ты делаешь? – крикнула Сэра от дверей.
– Ищу почту. Возможно, в твоих словах есть доля истины. Я как раз вспомнил кое-что… Понимаешь, рабам не разрешали разговаривать друг с другом или собираться вместе, кроме как во время работы. Но по воскресеньям они все могли ходить в церковь, и вот тут… – Дак осекся и замер, услышав шум, громким эхом разнесшийся по пустому зданию.
Сэра быстро обернулась.
– Кто здесь? – спросила она, стараясь сохранять спокойствие.
Незнакомый бородатый мужчина вышел из-за угла алтарной части и остановился перед Сэрой.
– Добрый вечер, – радушно поздоровался он. Бородач держал под мышкой большой пакет, который при виде детей ловко спрятал под пиджак.
– Здрассти, – выдавила Сэра, заметившая это быстрое движение. Она решила больше ничего не говорить, предположив, что если будет отмалчиваться, мужчине придется самому задавать вопросы, а это всегда выгоднее. Кто знает, может, бородач, сам того не заметив, выложит им какую-нибудь важную информацию? Поэтому Сэра вежливо склонила голову, сделав вид, что внимательно слушает.
– Меня зовут Гамалиил Бейли, – представился мужчина. – Вы потерялись? Или что-то ищете?
– С чего вы взяли, что мы потерялись? – встрепенулась Сэра.
Мужчина отступил назад и шутливо поднял обе руки.
– Прошу прощения, я нисколько не хотел вас обидеть! Но поскольку это черная церковь, то я удивился, увидев здесь вас. Вы пришли сюда с нянюшкой?
Сэра даже рот разинула от возмущения.
– Нет, – ледяным тоном отрезала она, придя в себя. – У нас нет нянюшки, благодарю вас. Кстати, вы тоже не черный, – ядовито добавила она.
Мужчина улыбнулся.
– Значит, вы живете где-то неподалеку?
– Нет! – выпалила Сэра.
– Да! – одновременно с ней воскликнул Дак.
Мужчина с трудом спрятал улыбку.
– Понятно.
– Вы священник? – поинтересовался Дак, метнув испепеляющий взор в Сэру. Она ответила ему не менее негодующим взглядом.
– Святые небеса, нет! – расхохотался бородач. – Скажем так, я врач, ставший редактором газеты. Сейчас я выпускаю крохотную газетку под названием «Национальная эра» в Вашингтоне, а еще…
– Секундочку! – пролепетал Дак. – Так ведь в этой газете был впервые напечатан роман Гарриет Бичер-Стоу! Это орган аболиционистов!
Мужчина казался смущенным.
– Какой роман, простите?
– Как какой, «Хижина дяди Тома», конечно! – торжествующе воскликнул Дак, радуясь тому, что наконец-то вспомнил нечто существенное и об этом периоде истории. – Начал публиковаться в 1851 году…
Сэра оцепенела, выпучив глаза.
Дак посмотрел на нее – и тоже оцепенел.
Гамалиил Бейли раскрыл рот, потом закрыл его. Его лицо сделалось задумчивым, затем на нем отразилось изумление. Глаза мужчины просияли, он громко фыркнул и зажал рот кулаком, как будто собирался закашляться, но передумал.
– Я хотел сказать… – тихонько пискнул Дак, – что это, наверное, другая какая-нибудь газета… и роман вышел в восемьсот йетинадцатом или около того…
Широкая улыбка расцвела на лице Гамалиила, он отнял кулак ото рта и щелкнул пальцами. Несколько секунд он стоял, глядя на детей и слегка
