– Инга, его не вернуть. Ничего нельзя сделать. Смерть – это необратимо, как у людей.
– Я понимаю. – Теперь ее голос звучит твердо. – Что нам сделать, чтобы остановить этих тварей?
– Тварь, – поправляет ее Эльза. – Нам нужно остановить Тварь. Мнеморик – это всего лишь инструмент. Они не материализуются, и нет никакой прямой связи между мнемориками на Маяке и теми, что есть у маммонитов. Кто-то просто украл идею, сделал вдохновлялку и заказал партию этих штуковин какому-нибудь мастеру. Воспоминания портит не мнеморик и не открытка. Их портит Маммона. Такая редкостная сука…
Аллегра морщится и прикрывает уши руками, Шапкин пододвигается поближе и внимательно слушает Эльзу.
– Редкостная, – соглашается Серафим. – Я сразу о ней подумал, когда началась вся эта катавасия. Пока собирал вас всех, уже начал делать очки со спецзащитой.
– Так ты еще и крестиком на машинке вышиваешь? – шутит Аркадий.
– Я когда-то на визитках писал: «Паромеханических дел мастер-ломастер манул Серафим». Ну, как водится, народ сократил, и осталось просто «паромеханический манул», – поясняет Серафим и довольно причмокивает.
– Значит, эта Тварь придумывает ложные воспоминания? – уточняет Инга.
– Нет никаких ложных воспоминаний. – Эльза говорит таким тоном, что мне хочется выбить из-под нее трон, но Инга внимательно слушает. – Есть фантазии. Во втором классе ты мечтаешь заживо сжечь учительницу химии, а благодаря Маммоне тебе кажется, что все так и было на самом деле. Ты отчетливо помнишь, как подговаривала одноклассников, как вы ее связали, и запах бензина, и старый пыльный сарай, и кляп у нее во рту. Все до единой детали.
Меня бросает в жар. Эта девчонка не шутит. Она общалась с Тварью и выкарабкалась из этого легко и непринужденно, словно вышла из лужи, в которую случайно наступила, и даже ног не промочила. Шапкин глаз не отрывает от Эльзы. Впрочем, на нее сейчас смотрят все. Все чувствуют, что она попала в точку.
– А потом они предлагают все забыть. Если тебя не смущает сцена убийства собственной учительницы, Тварь откапывает в твоем подсознании другую историю, достаточно неприятную, чтобы тебе хотелось никогда о ней не вспоминать.
У меня возникает чувство, будто здесь, в зале, после слов Эльзы повисло такое же пятно из взвеси мелких, отвратительно пахнущих капель, как у меня в квартире после визита Ра. Мучительно хочется прогнать это противное ощущение.
– А зачем они подожгли мою квартиру и мастерскую? – спрашивает Инга.
– Это не они, – быстро говорит Эльза. – Того, кто устроил поджог, не нужно опасаться.
– Ничего себе, не нужно опасаться, – ворчит Инга. – Последнее пригодное жилье осталось.
– В вашем распоряжении все еще моя квартира, хоть вы и не инопланетянка, – вставляет Аркадий.
Везет же Инге на странных личностей! Вокруг нее не компания, а паноптикум какой-то собрался.
– А кто тогда? – требовательно спрашивает Инга. – Кто, если не они?
– Я не могу сказать, – Эльза смотрит себе под ноги. – Просто поверь мне на слово, как моему отцу. Поверь так, как Софья бы ему поверила.
Вот чертовка! Умеет правильное выражение подобрать. Ох, Инга ей сейчас ответит! Но та молчит и будто бы даже и не слышит, задумалась о чем-то своем.
– Одно я знаю точно, – продолжает Эльза. – Илья в кои-то веки прав, Тварь – это зараза, вирус, который сам себя распространяет, через вдохновлялки например. Вы знаете, что за спецов по вдохновлялкам дают сразу два уровня?
– Софья, ты давно была в опере? – глухим голосом спрашивает Инга.
– Терпеть не могу оперу. – Я морщусь, словно унюхала калиновое варенье.
– А вот я вчера была. Случайно попала.
– И она тебя не порадовала?
– Опера не может не радовать, – вставляет Аллегра.
Вот уж никогда бы не подумала, что эта круглолицая девочка может быть поклонницей высокого искусства!
– Такого провала в нашем театре никогда не было и без участия Твари не могло произойти, даже если бы «Аиду» исполняла «Фабрика антизвезд», – сообщает Инга.
Вопреки своему желанию я представляю, как зрительный зал накрывает черная шкура, превращая красочные декорации в серые тени, и как атмосферу театра вместо ветра, играющего легким смехом и тонкой страстью, заполняет мертвый холодный штиль.
– Город без v.s. скрапбукеров, – задумчиво говорю я, – это город без вдохновения.
– Без радости, – басит малышка.
– Жизнь без чудес, – медленно, словно пробуя эту фразу на вкус, произносит Серафим. – Может, оно и к лучшему? Проще будет? Ой, да ладно вам, не смотрите так, я пошутил.
– Нам нужен антивирус, – говорит Илья и что-то записывает, тыкая пальцем по экрану своего меркабурского «коммуникатора».
