моей почему-то оказались все ровные и румяные, а у него – несколько штук подгорелых. Я видела, как он копается с ножницами в руках в боку пушистой Аллочки Борисовны и достает из шерсти колтун с таким довольным видом, словно только что добыл в реке слиток золота. И все-таки карлица влюблена в Аркадия! Что ж, достойная парочка, но при чем здесь моя радость?
– Самая радостная сцена в моей жизни. – Незнакомка будто мысли мои читала.
Я уже хотела нажать на кнопку – хватит уже любоваться на этого чудака, – но тут блюдце переключилось на подсобку в оперном театре. Я увидела, как Ра вытаскивает из моей сумочки открытку с каруселью, и решила досмотреть это воспоминание – вдруг разгляжу что-то важное о маммонитах, что я забыла или сразу не заметила.
Взлохмаченный и раскрасневшийся сильнее обыкновенного Аркадий размахивал пивной бутылкой в одной руке и моими ножницами – в другой. Семейные трусы и дырявая майка-алкоголичка вносили в его облик нехарактерную для него гармонию. Я посмотрела, как Сергей пытается выставить его за дверь, как Аркадий хочет погладить меня по голове, а я уворачиваюсь. То, что я увидела потом, заставило меня привстать на подлокотниках.
Экран показывал мои собственные скрюченные пальцы. Я машинально размяла руки – слишком хорошо мне запомнилась та мучительная судорога. Каждый раз, когда я вспоминала ту сцену, мне хотелось убедиться, что пальцы меня слушаются. Но подпрыгнуть в кресле меня заставило другое: когда Аркадий на экране медленно разгибал мне пальцы, по его ладоням струился самый настоящий поток! Радужный свет втекал в мои пальцы, и они послушно выпрямлялись, один за другим.
В тот момент я решила, что все дело в моих ножницах. Но теперь точно увидела, что, когда я пыталась взять их сама, зажав кулаками, в них не было никакого света. Сомнений быть не могло: поток вливался в мои пальцы из рук Аркадия, и, когда я смотрела, как волшебный свет играет в его ладонях, Аркадий был красивым, по-настоящему красивым. Эта красота существовала отдельно от его жалкого одеяния, и красного лица, и бутылки пива, стоящей у его ног, она была сама по себе. Я не смогла бы описать словами, в чем она заключалась, но смотреть на него было хорошо и радостно, как на кошку, играющую с котятами на залитой солнцем поляне.
Значит, таким его видит Аллегра?
Но как я могла увидеть поток не в Меркабуре, если я не Софья?
Что, если все это – обман? Подстава Твари?
Я посмотрела на коротышку: та, как ни в чем не бывало, весело болтала ногами, ее фотографию можно было смело размещать в учебнике русского языка для пояснения идиомы «рот до ушей». Незнакомка в зеленом хранила на лице все ту же открытую улыбку. Казалось, что ее лицо в принципе не способно не улыбаться.
– Инга, пьяный мужик в трусах – это даже для меня чересчур радостно, от такой радости я и устать могу, – рассмеялась она, заметив мой взгляд. – Может быть, хватит?
Мужик в трусах?
«Сколько в нем все-таки прекрасности!» – отозвался голос внутри меня. Или снаружи?
На экране суфлерша с Аркадием мчались вслед за мной через вестибюль театра, а у меня в голове взорвалась тонна мыслей сразу. Звучали знакомые голоса, проплывали незаданные вопросы, мелькали в лупе крошечные буквы и подмигивал через монокль кот в шляпе.
Моя радость никогда не называла меня по имени. Интересно, почему?
«
«Карусель подберет для тебя самое безопасное место».
«
«Кем вы были в прошлой жизни?»
«
«Посоветуй ей поменьше думать».
Меньше думать! Куда уж меньше! Я не могла больше думать, еще одна крохотная мысль – и моя голова переполнится и взорвется, как яйцо в микроволновке.
В груди стало больно. Я ощущала каждое движение воздуха, плотного, как вода, – на вдохе и на выдохе. Моя рука вдавила красную кнопку: я видела это словно со стороны.
– Яблочко, покажи мне еще раз воспоминание о том, как Аркадий помог мне взять ножницы. Покажи мое воспоминание моими глазами.
Яблочко покатилось, и блюдце опять показало скрюченные пальцы. Аркадий взял мои руки в свои большие ладони, осторожно разогнул указательный палец – и я снова увидела поток. Невесомый, переливающийся радугой, словно солнечный луч, преломленный сквозь брызги фонтана, он сразу напомнил мне детские воспоминания Софьи.
И тут я наконец-то поймала ту простую и очевидную идею, что давно крутилась в моей переполненной мыслями голове, но никак не находила себе места. Я поклялась, что если Софья все еще в Меркабуре, то сделаю ей какой-нибудь хороший подарок, снова схватила микрофон и попросила:
– Яблочко, покажи мне воспоминание Софьи, тот момент, когда я вхожу в комнату для чаепития на Маяке Чудес. Покажи мне, что она помнит об