хрупкая девушка бредет по грязи вдоль бесконечного серого забора, протянув к нему руку. Тонкие пальцы касаются рифленого железа с легким стуком, небо давно потеряло свой цвет, и только ветер протяжно завывает, словно тоскуя по чему-то-на-той-стороне-забора.
Щелчок. Выключатель. В груди снова включился цветной ветер, будто в меня встроили маленький пропеллер.
Аллегра права – я не имею права мучить Александру. Я хочу увидеть ее улыбку, хочу увидеть теплый свет в миндальных глазах, но это, в конце концов, только мое желание.
Я отпустила поток. Не могу объяснить, как это делаю. Нельзя же отпустить воздух, которым дышишь. Впрочем, и управлять им тоже невозможно. Но можно плыть по реке, изо всех сил работая руками и ногами, устремившись к какой-то цели, а можно перевернуться на спину, расслабиться и ждать, куда тебя вынесет течение. Напряжение разом спало, тут же вспотели виски и задрожали руки, словно я поставила на пол штангу весом тяжелее себя.
В тусклом луче света танцевали пылинки. Лицо Александры, которое больше не освещал мнеморик, приобрело странный землистый оттенок. Что он такое, этот мнеморик? Что в нем за секрет? Взять бы сейчас Ра за шкирку да потрясти как следует. Но нет времени. Утекают секунды, гаснет луч, и мучительно хочется что-то сделать, но все кажется неправильным, неуместным, как поздравления на похоронах.
Ничего больше не остается, кроме как смотреть на нее, разглядывать худую фигуру в сером халате, опущенные плечи, спутанные волосы, выбившиеся из косы и забрызганные грязью джинсы. Мне захотелось подарить ей что-нибудь вкусное и цветное.
«Что ты знаешь про вишню?» – шепнула Аллегра.
Что я знаю про вишню?
Она бывает спелая и вкусная. Чем темнее ягоды, тем они вкуснее. Спелая, томная вишенка может лопнуть в пальцах и забрызгать одежду так, что потом не отстираешь. Гораздо лучше, когда она взрывается во рту, заполняя все внутри осколками кисло-сладкого вкуса.
Я представила торговую палатку возле своего дома летом, горы вишни в просторных ящиках, как я покупаю ее, как перекладываю из пакета в дуршлаг и мою под краном, как выбираю лучшие ягоды, аккуратно складываю их в хрустальную вазочку и ставлю рядом с Александрой.
Дио мио, он больше не сворачивается! Дрожащий луч света дернулся в последний раз и замер.
Я пустила в ход всю свою фантазию. Я дарила ей вишневый штрудель, политый ванильным соусом и посыпанный сахарной пудрой, ледяной вишневый компот, вареники с вишней и сметаной, домашнее вино и варенье в густом сиропе, тонкие пластинки пастилы и сушеные ягоды в шоколаде. Я представляла себе вишневую помаду и вкус вишневого поцелуя на губах. Вставали перед глазами кадры с цветущей сакурой, которую никогда не видела вживую, а только по телевизору и на фотографиях.
Александра задумчиво смотрела на мнеморик, подперев рукой подбородок. Луч по-прежнему не касался ее щеки, и мне хотелось поднять ее ладонь с мнемориком выше, осветить ее лицо, так после долгой зимы хочется вывести бледного ребенка погулять на солнышке. Но я не решалась прикоснуться к ней – боялась, что свет исчезнет совсем.
Это все не то, все это не подходит. Взрослого человека не утешают конфетой, ребенка не успокаивают рюмкой водки. Жаль, что у меня нет времени по-быстрому сделать «вишневую» открытку. Что еще я знаю о вишне? Что-то очень простое, что-то слишком привычное, чтобы подумать об этом сразу. Урожай вишни собирают в последний месяц лета. Я принялась вспоминать, каким бывает жаркий август, и провалилась в давно забытый воскресный летний вечер. Я стояла на пыльной обочине где-то за городом и смотрела, как мимо проезжают переполненные пригородные автобусы, останавливаются, чтобы вместить в себя еще несколько загорелых людей с рюкзаками, и отправляются дальше. А рядом со мной стояло ведро, обычное пластиковое ведро с надломанной ручкой, укрытое старой тряпкой и перевязанное бечевкой. По светлой тряпке растекались кроваво-красные следы ягод, обоняние щекотал вишневый аромат.
На моих глазах из мнеморика вырвалась вспышка света.
«Натурпродукт», – шепнула Аллегра.
«Вишня?»
«Воспоминание».
Я вспомнила еще: как собирала вишню, как меня царапали острые ветки, а я складывала неровные садовые ягоды одну к другой, набирала их целыми горстями, и рука тянулась дальше, не успев схватить те, что были прямо под носом.
Свет вспыхнул снова и еще несколько раз подряд, словно софиты включались один за другим, и уже вся комната стала ярко освещенной. Теперь на кулон было больно смотреть.
Александра улыбнулась мне, и я улыбнулась ей в ответ.
– Меня зовут Саша.
– Привет, Саша! Я Инга.
Я готова была расцеловать ее улыбчивые морщинки – до того хорошо и приятно было на нее смотреть. На краткий миг мы с Аллегрой стали единым целым – одной сплошной радостью. И ветер, который связывал нас, радовался вместе с нами. Саша робко протянула руку к мнеморику, и я мысленно подбодрила ее: «Давай, давай, я знаю, что ты сейчас хочешь сделать». И тут, почувствовав какое-то движение за спиной, я быстро обернулась: Ра копалась в моей сумочке, брошенной на пол. Она достала мнеморики и опустила их в просторные карманы своего халата. Ну и хрен с ними! Сейчас важнее
