который шел в арьергарде, сделал знак: его подразделение из тех, кто лучше других мог стрелять из лука на всем скаку, и такие же бойцы из четвертого под предводительством Ула, образовав полукружья, скатились на середину склонов подобно лавине и устремились вперед. Конный поток пурпурных не давал алым ни прорваться сквозь замыкающееся окружение, ни толково отбиться. Бесчисленное множество стрел засвистело в воздухе. Вскоре оба подразделения вклинились в тело армии врага со стороны одиннадцати и тринадцати часов. Командующие разделили отряды: часть отправилась расстраивать и путать несобранного врага, часть выстроилась плотной стеной и дала такой мощный залп, что стрелы закрыли солнце.
Тем временем впереди сквозь мгновенно организованные ряды из центра армии Бансабиры в авангард выдвинулись четыре сотни «меднотелых». Цвет пурпурного воинства, бойцы, обладающие мужеством и быстротой, сноровкой и силой, под предводительством Раду они тут же, разбившись надвое, клещами вцепились в передний край противника под углами на четыре и на восемь часов. Не задерживаясь, целенаправленно уходили вглубь армии врага, позволяя себя окружить, прорываясь к центру. Прочно удерживая траекторию движения, они прочертили первую трещину в теле противника.
Бану сразу после того, как дала знак Гистаспу, примкнула к числу тех, кто сокрушал отборные ряды алых, плечом к плечу вместе с Гобрием. Вскоре раздалась двойная дробь барабанов из недр их воинства. Бану и Гобрий, не сговариваясь, развернули по шесть сотен бойцов и волнами разошлись в стороны: ряды пехотинцев, вооруженных тяжелыми арбалетами и дальнобойными луками, способными стрелять на большие расстояния, по команде Дана Смелого дали смертоносный залп, сокрушая передние порядки алых.
Конники Шаутов падали замертво. Колесницы, которые шли во второй линии, увязая, не могли проехать по трупам своих же товарищей, подставляясь под удары отряда Дана.
Параллельно со всем этим на помощь «меднотелым» Раду кинулась бо?льшая часть пятого подразделения – быстроногие пехотинцы, ощетинившиеся клинками. После молниеносной промежуточной атаки Гистаспа и Ула оба фронта врага ненадолго растерялись и теперь нещадно прогнулись под ударами сил Бану и Гобрия. А вместе со всем этим личная сотня Бугута, сухая, поджарая, легкая на подъем, устремилась внутрь рассыпающейся вражеской армии и, охраняемая изнутри с разных сторон войсками Бансабиры, Раду и Гобрия, одно за другим захватила десятки вражеских знамен.
Алых объял ужас.
Шаут был сломлен одномоментно.
И при этом не мог ни отступить, ни сбежать.
Бану в душе ликовала. За годы, проведенные в Храме Даг, она слишком хорошо выяснила свои сильные и слабые стороны, а Госпожа Войны учит, что в основу стратегии лучше закладывать те качества, в которых в первую очередь уверен сам. Бансабире вспомнились путешествия по Ласбарну. Старый верблюд всегда крупнее, наросты на его коленях толще, горбы выше, сила и выносливость превосходят в пустыне всех, позволяя перевозить по двести килограммов поклажи с одного конца страны на другой. Да только на любых забегах более мелкий молодой нар неизменно приходит первым.
Но прежде чем на радостях предаться воспоминаниям, нужно сделать еще одно дело. Шауты начали войну, а Аамуты позволили ей продолжиться. С каждого из них Мать Сумерек спросит через нее, Бансабиру, которая с тринадцати лет отмечена Черной Саблей Свирепой Шиады.
Ранди Шаут закусил губу до крови. Не для того ведь он вырвался из болезненных объятий Старой Нанданы, чтобы увидеть, как распадается вся его мощь, крошится сила, разваливается армия, прахом развеиваются все его многолетние труды…
Когда капитуляция армии алых больше не вызывала сомнений и поверженные и победители съехались в центре войск для принятия условий, Бансабира неожиданно дала алым еще один шанс. Не повелась на лесть, на провокации, на зов собственной гордыни, а предоставила шанс без права на отказ.
– Теперь, когда мы обговорили условия вашей контрибуции, и решено, что две тысячи алых бойцов переходят под мое командование, я проявлю милость исключительно из признания равенства вашего титула и моего. Я даю Алому дому возможность сберечь своих сыновей и дочерей. Сможете выиграть – уйдете с миром, проиграете – и я буду решать судьбу каждого Шаута.
Окруженная охраной и офицерами, спешилась с коня, прошла вперед, скинула чешуйчатый панцирь, оставшись в одной лишь, привычной с детства, тряпичной форме Багрового храма. На пределе возможностей выкрикнула:
– Я, Бансабира Изящная, третий номер в сто девятом поколении Клинков Матери Сумерек, вызываю на поединок защитника Алого танаара Ранди Шаута или любого из его земных сыновей, если прожитый срок не позволяет тану вступить в битву самому.
Сверкнули короткие мечи. Бану ждала. После недолгого совещания воевать за отца вышел его средний сын. Выехал верхом, но Бансабира не позволила. Вооруженное войско за ее спиной с мечами наголо красноречиво убеждало алых, что лучше послушаться.
– Вы можете выбрать любое оружие и в любом количестве, но биться мы будем пешие и насмерть.
Шауты и их полководцы переглянулись – значит, жди той самой судьбоносной атаки, о которой многие говорили, но мало кто видел. Родня подбодрила ахтаната Шаута, раздался рев поддержки от уцелевших солдат.
– Не туда смотришь, – бросила Бану, атакуя.
Мнения о поединке разошлись в рядах быстро:
– Она моложе.
– Он сильнее.
