нередко заключают семьи и родители, но не молодожены. При этом во всех этих случаях есть нечто общее: сын остается в роду, дочь растят для другой семьи. Поэтому на любой женщине без исключения женятся ради ее приданого. Люди не вступают в брак, чтобы досадить друг другу, – это точно. Теперь смотри: ты решил жениться сам, без согласия отца; ты и так был дружен с Рейслоу, ты происходишь из древнего иландарского рода, ты знатен и уважаем, при этом ты не то чтобы был в меня влюблен или был единоверцем мне. Чего такого, – женщина заглянула мужу в лицо, – ты получил от моего отца в приданое, что взял меня в жены?
– Все сказанное тобой верно, но зачастую только для первого брака. Приданое твое и впрямь велико: сохранное герцогство примерно четыре года назад и моя собственная жизнь, спасенная уже дважды. Кроме того, ты всегда была весьма ценным и желанным трофеем для многих, так разве не лучшему другу короля должна достаться его племянница? Наконец, я знал, что твои дети все равно не наследуют мне. Ну, правда, я не ведал, что их не будет, но не о том речь. Словом, Шиада, я мог себе позволить жениться из благодарности и развлечения ради. А твой отец тем самым увеличил состояние твоих братьев, не растрачиваясь на приданое.
У Шиады померкло в глазах. Правы древние: прежде чем задать вопрос, удостоверься, что готов услышать ответ. Сердце от ярости колотилось так, что с каждым толчком кровь подступала к горлу до тошноты.
– Пожалуй, турнир при Нироховом дворе был бы развлечением куда более безобидным, – сдавленно проговорила жрица, поднимаясь.
– Несомненно. – Берад выглядел удовлетворенным эффектом, который произвели его слова. Впрочем, не похоже, чтобы Шиада хоть сколько-нибудь старалась скрыть свое возмущение.
– Доброй ночи. – Она поднялась.
Ну нет, почти весело подумал Берад. Он еще не закончил.
– Доброй ночи, – повысила женщина голос.
– Осторожней, Шиада. – Берад тоже встал, посерьезнев. Твердо взял жену за плечо. – Я не какой-нибудь Таланар, который будет терпеть твои выходки только потому, что ты Вторая среди жриц. Я – твой муж. Муж по вполне христианским обычаям, и мне решать, какая из ночей будет доброй.
У Шиады заблестели глаза. Паскуда! Решил, что загнал ее в угол? Решил, что научился защищаться от ее выпадов? Как бы не так!
Жрица положила руку мужу на грудь – Берад вздрогнул, едва не утратив твердости. Есть ведь тайны, которые и Второй среди жриц не узнать, если они не лежат на поверхности. А вот если дотронуться до сердца, до средоточия душевных сил человека, можно докопаться до того, что он прячет даже от себя самого.
– Наверное, добрых ночей у тебя не было очень давно, Берад? Да и спишь ты, говорят, неважно в последнее время, – проникновенно посочувствовала жрица. – Еще бы, я бы тоже не могла заснуть, зная, что родной человек умер потому, что я попросила о его смерти приверженца веры, которую он осуждал всю жизнь.
Теперь пусть хоть трижды отлупит по щекам – ему всяко больнее. В конце концов, древние правы: нет больнее ударов, чем по совести.
Шиада не сводила с мужа глаз. Но его рука на ее плече стала мягче. Он… настолько слаб? Или напротив: настолько винит себя, что даже не наорал? Надо же, ей ведь даже не пришлось облачаться в чары, которые всякого способны заставить умолкнуть, опустить глаза и согласиться с тем, с чем в обычные времена и на плахе не смирился бы.
Берад отстранился немного, но рук не убрал. Больше того, свободную положил поверх ладони Шиады на груди:
– Каждый раз, когда я остаюсь один, в темноте, я вижу лицо отца, – проговорил, будто выискивая в глазах супруги поддержки. Если бы не частично сохранившаяся злость, Берада вполне можно было бы назвать растроганным.
– Это пройдет, – сухо вымолвила жрица. – Возьми пример с отца, попробуй чаще молиться.
– Вот, значит, как, – неопределенно протянул мужчина, не сразу уловив ситуацию. – Иногда я думаю, может, отец был прав и мне стоит упрятать тебя в монастырь? – Берад отошел от жены окончательно, разорвав неполноценное объятие, что их соединяло. – Хотя, пожалуй, не поможет: можно выбить из женщины дух скверны, но точно не дрянной характер!
Шиада надменно посмотрела на супруга:
– Не трудись сыпать проклятиями, Берад, я и так уже проклята всеми богами, какие есть.
Напряжение в комнате можно было черпать ложкой, как патоку или мед.
– Стоило предупредить у алтаря.
Шиада села, только когда за Берадом закрылась дверь. Она предупредила задолго до алтаря. Задолго до свадьбы она стала жрицей. Каким идиотом надо быть, чтобы не понимать, что жрицы – не для мужчин, а только для богов? А боги, если на то пошло, могут и проклинать, и награждать, и все что угодно.
А уж Праматерь…
Шиада задолжала Всеединой слишком много. Она не воздала Тинар кровью первого раза с мужчиной (ведь их с Берадом брачная ночь не имела ничего общего с Нэлеймом, да и сам Лигар вряд ли был тем, кого для нее избрала Богиня) и сейчас не воздает Иллане.
Люди подражают богам во всем, в том числе в стремлении верить только делам и мыслям. Бессмысленно мяться – Четырехликая жаждет действия.
