Наутро, обессиленная и измученная, Шиада подошла к окну своей молельни и посмотрела на встающее весеннее солнце. Оно будто померкло. Как все вокруг померкло в кромешной тьме страшного вопроса: «Как жить дальше?» Из небольшой коробочки женщина изъяла крупный черный перстень – все, что ей осталось от архонского принца. Шиада поцеловала кольцо и долго рассматривала.
Не встречая рассвета, не задавая вопросов Всеединой Матери, жрица вышла из комнатки и уныло побрела в спальню. Красные, опухшие глаза не разбирали по дороге никого: слуг, Гвинет, Нелары, брата. Переступив порог, она обернулась лицом к затворенной двери и осталась так стоять.
– Может, расскажешь, что случилось?
Женщина вздрогнула от голоса Берада. Нерешительно повернулась и тихо ответила:
– Дурной сон.
Берад сидел в кресле, скрестив руки на груди. Не будь Шиада измождена, поняла бы, что муж тоже не спал до утра, не находя себе места: костяшки сжатых кулаков белели красноречиво.
– Настолько дурной, что ты рыдала всю ночь? – Трудно сказать, чего в его тоне было больше – нетерпения или гнева.
Шиада продвинулась вглубь комнаты и едва слышно сказала:
– Мне надо одеться, Берад.
– Одевайся и рассказывай.
– Очень дурной сон.
Берад не выдержал: подлетел к жене и, схватив за предплечья, встряхнул в надежде взбодрить. Но вместо этого почувствовал, как женщина панически дернулась в его руках. На ее лице отразился неподдельный страх.
– Ты… ты что, боишься меня? – Так и хотелось спросить: «Ты ли? Тебе же вообще плевать и на страх, и на людей!»
Женщина молча дрожала. Вся – как открытая, оголенная кровоточащая рана, что нестерпимо болит и страшится, как бы до нее не дотронулись. Преодолев слабое сопротивление, Берад прижал жену к себе и поцеловал в волосы. Вот оно – первое за их супружескую жизнь мгновение, когда Шиада откровенно нуждалась в его заботе. Ладно уж, нужно подождать, она успокоится. Их, женщин, поди пойми, чего ревут.
Прошло немало времени, прежде чем Шиада притихла. Наверное, от осознания, что позволяет облегчать свои страдания человеку, в общем-то ставшему их причиной.
Отстранилась и достала платье.
– Я помогу тебе, – вызвался супруг. Шиада не протестовала. – Ты так и не ответила, что тебе снилось, – проговорил Берад, шнуруя корсаж.
– Дурной сон.
Женщина села к туалетному столу и взяла в руки гребень. Провела по волосам. Не заметила, как комнату покинул разгневанный и раздосадованный муж. Даже не обернулась, когда в ее спальню опять кто-то вошел.
– Позволь мне, – раздался теплый голос брата.
Шиада отдала гребень, и Растаг принялся начесывать копну, которая и без того уже сверкала и искрилась, как чешуя медного панциря.
– Берад сказал, ты плохо себя чувствовала этой ночью. Что-то с ребенком?
Шиада обернулась через плечо и вскинула на брата черные глаза. Все, что происходит в голове и что произносится вслух, – звучит по-разному. Потому женщина собрала все силы, чтобы с трудом (и только со второй попытки) выговорить:
– Аг… Агравейн погиб.
Растагу можно было сказать. Растаг понял мгновенно. Он единственный знал о привязанности сестры к архонскому принцу.
Мужчина опустился рядом на одно колено, взял сестру, раскачивающуюся взад-вперед, за руку и долго безмолвно утешал. В жизни Шиады это было самое странное время.
Почти через сутки Алай Далхор потер руки и велел страже впустить дочь. Джайе не составило труда встать в предрассветный час – она не ложилась. Во все времена Джайя появлялась перед отцом в идеальном убранстве и даже сейчас выглядела безукоризненно. Только красные припухшие веки говорили, что ее жизнь разбита: в проклятый день, когда Бог отвернулся от Орса, царевич Сарват устроил унизительную публичную казнь нескольких офицеров и полководцев страны, и в их числе – Заммана Атора.
Алай, сухой, седеющий, с негнущейся спиной и несгибаемой волей, в ту ночь тоже не спал, размышляя, как быть теперь. Из по-настоящему стоящих полководцев у него остался только верный Тай, кровный брат, и он сам. Два Далхора, и только. И что делать с Джайей, тоже теперь неясно.
Нужно время, чтобы все осмыслить. Покрутив тяжелые золотые браслеты шириной во все запястье, Алай поприветствовал дочь и, не давая ей сесть, сказал:
– Ваше поведение во время казни было достойным.
– Благодарю, ваше величество.
Алай только кивнул.
– Сейчас для разговоров не лучшее время, Джайя, но вы должны быть в курсе и не выказывать потом удивления. В сложившейся ситуации ваш брак и
