— Они справятся… первое время. А через неделю тётка из Лысьвы вернётся, поможет.
— У меня нет времени нянчиться с тобой.
— И не надо. Я сама о себе позабочусь. Я — не малышня.
— Неужели? Охотилась когда-нибудь на людей?
— Нет. Но стрелять умею, — подняла она невесть откуда взявшийся в её детских ручонках АПБ.
— Твою мать! — схватил я направленный мне в бочину ствол. — Совсем спятила? Он же заряжен! Не хватало ещё сдохнуть из- за восьмилетней дуры, возомнившей себя ангелом мщения.
— Я даже спуска не касалась! — заявила та обижено. — И мне девять!
— С предохранителя зачем сняла?
— Показать хотела, как стреляю.
— Тебе этой железякой физиономию расшибёт.
— Отдай! — вцепилась она в пистолет и решительно потянула, забыв в приступе негодования про Красавчика, сосредоточенно наблюдающего за происходящим прямо у неё за спиной. — Я умею!
— Да хер с тобой, калечься. Только не ной потом.
Ольга завладела, наконец, оружием и взяла наизготовку, едва удерживая тяжёлый громоздкий пистолет в маленьких ладошках.
— Ворона, — предложил я цель метрах в двадцати.
— Останови.
Не успели лошади встать, как прогремевший выстрел заставил их сорваться с места, и только туго натянутые вожжи уберегли нас от прогулки по лесу верхом на оглобле. Вороне же повезло меньше. Точная пуля превратила божью тварь в облачко серых перьев.
— Хм, неплохо.
Завалившаяся навзничь Ольга поднялась, растирая ушибленный лоб и сияя улыбкой на сморщенном от боли личике.
— Я же говорила, что умею.
— Как ты смогла его у меня вытащить?
— Да само получилось, — пожала она плечами.
— И давно у тебя это получается?
— Лет с пяти. Толя научил, брат двоюродный. Он в Соликамске живёт.
— Карманник?
— Лучший, — улыбнулась Оля и, помрачнев, добавила: — А ты много людей убил?
— Много, но недостаточно. Мир всё ещё полон этого дерьма.
— Больше десяти?
— Одиннадцатого я записал на счёт, когда был годом старше тебя.
— Ух! — взгляд засветился неподдельным восторгом. — А как… что ты…?
— Чувствовал?
— Угу, — кивнула она, предвкушая, видимо, эпическую историю о становлении выдающегося — чего скромничать? — охотника за головами, сдобренную толикой драматизма и душевных метаний.
— Обиду. Мой первый покойник был весьма перспективным в плане дальнейшей разработки, но я всё обговнял, тупо выполнив приказ. Теперь вот морожу яйца в вашей сраной глуши, а мог бы…
— И всё? — округлила Ольга глазёнки, будто её только что жёстко и цинично наебали, растоптав хрустальную мечту грязным сапогом пошлости.
— Ну что ты? Было охуенно. Такое, знаешь, чувство непередаваемое, вот прям взлетел бы к самым звёздам, аж голова кружится, и вообще, заебись.
— Правда? — произнесла она с придыханием, глядя на меня, как на икону.
— Нет. Человек — это десять кило костей, пятнадцать — ливера, пятьдесят — мяса и полведра крови. Очень похож на свинью. И смерть их ничем не отличается. Как, впрочем, и жизнь, у большинства.
— Не любишь людей, да?
— Видишь ли, многие ортодоксальные люди даже не считают меня представителем их биологического вида. А межвидовая любовь — нонсенс.
— М-м?
— Эх… Да, я не люблю людей.
