потерю жидкости, если воды поблизости не наблюдается.
Гаррель пружинисто поднялся на ноги. Протянул Лещинскому ладонь, испачканную машинным маслом бронехода. Лещинский отшатнулся.
– Давай без этих штучек, браза. Я тебе не Харрель-Но.
Арсианец всплеснул руками.
– Я рассказал, как это было, не для того, чтобы ты зубоскалил. Я хочу, чтобы между нами не было недопонимания…
– Давай без семейных ссор, – отмахнулся Лещинский. – Ты – чертов тамплиер, которого заслали неизвестно куда и неизвестно зачем. Скажи, ты, вообще, как собирался бороться со Злом? Поедая гвардейский паек Корсиканца?
– Думаю, нам стоит пойти туда, – Гаррель указал в сторону то ли гор, то ли небоскребов.
– Отвечай, браза, не темни.
– Мои слова ничего не значат, – Гаррель оправил на себе комбез, приложил ко лбу козырьком ладонь, впился взглядом в размытую пылью даль. – У меня был шанс что-то изменить под Чертовым Коромыслом. Но я облажался. Мы должны остановить распространение фагов. Мир, в котором появилась эта зараза, – обречен. Точнее, обречены его жители. Их разбросает по вселенной, как ветер разбрасывает семена сорняка. Не будет больше цивилизации, культуры. Не будет будущего или прошлого, в лучшем случае – вялотекущее настоящее на помойках вроде Колонии Корсиканца.
– Я думаю, что ты свистишь, браза, – Лещинский поплелся вперед; ему все казалось, что с минуты на минуту в воздухе, скрипя и ухая раздолбанной механикой, возникнет пепелац. – Или свистишь, или чего-то не догоняешь!
– Это чего же? – Гаррель догнал Лещинского, пошел рядом, подстроившись под шаг человека.
– Фаги похищают с Земли людей уже лет пятьдесят, – сказал Лещинский. – И ничего: наша цивилизация никуда не делась. Развиваемся… или деградируем. Но на месте не стоим. В космос летаем. Мобильники, планшеты, секс по «скайпу». Кому-то – например, мне или, скажем, профессору Сахарнову – не повезло. Но мы – всего лишь единицы. А на Земле живут миллиарды.
– Ты прав, – кивнул Гаррель, – но слишком уж много человеческих единиц собралось в одном месте и в одно время. Я имею в виду Колонию. Ты не находишь?
– Жил на Земле один чудак, – проговорил, разбрасывая мысками ботинок пыль, Лещинский. – Эйнштейном его звали. Так вот, он доказал, что время – относительно. Пространственно-временной континуум не плоский, а способен менять кривизну в зависимости от событий и системы отсчета.
– От каких еще событий, Костя? – усмехнулся Гаррель.
– Да ну тебя, – поморщился Лещинский. – Я что, физик, по-твоему? Ты у нас тамплиер, ты и ищи корни Зла.
Гаррель неожиданно сбавил шаг.
– Так, объект на девять часов.
Лещинский повел в воздухе ладонью, словно собирался переключить один из рычагов бронехода.
За серой дюной виднелось сооружение, похожее на покосившуюся ротонду.
– Вперед! – Гаррель, не дожидаясь Лещинского, зашагал к строению.
– Вообще-то надо быть на стреме, – бросил ему в спину Лещинский. – Ты слышал о такой штуке, как зыбучие пески?
Гаррель резко остановился.
– Слышал. И о минных полях, кстати, – тоже.
Из пологого ската дюны торчал полузанесенный противотанковый еж, рядом ним темнела груда тряпья. Обглоданная ветрами и зверьем, торчала наружу лучевая кость.
– А вот и первый абориген, – задумчиво проговорил Гаррель.
Арсианец и человек подошли к останкам с двух сторон. Лещинский сейчас же наступил на что-то твердое. Всплыла некстати изреченная Гаррелем мысль о минах. К счастью, это было всего лишь оружие покойника: безнадежно забитая пылью винтовка с коротким стволом. Лещинский взмахнул ею, как дубиной: на худой конец, сгодится в рукопашной.
– Кто у нас тут… – Гаррель сунул руку в тряпье. Послышался угрожающий стрекот, из заскорузлых складок одежды мертвеца выползла змея с серой, отливающей сталью чешуей. Погремушка на конце ее хвоста выписывала в воздухе кренделя.
– Змейсы и пиявсы, – сказал Лещинский, примеряясь, как бы прижать змею к дюне прикладом. – Ну, на худой конец, найдем что пожрать.
– Пусть уходит, не буду я ее лопать, – ответил Гаррель, а затем поджал губы и громко зашипел.
Змея опустила погремушку, потекла, извиваясь волнами, по склону дюны прочь.
Гаррель продолжил рыться в тряпье. Вскоре он выудил покрытый мумифицированной плотью череп и принялся разглядывать находку, подставив ее бело-синим лучам солнца.
– Бедный Йорик, – кисло усмехнулся Лещинский.
– Не арсианец, – Гаррель в задумчивости прикусил нижнюю губу.
– Не человек, – подхватил Лещинский.
