– Закрыть водозаборы фильтраторов! – приказал Олт. – Химлабораторию – на карантин! Объявить биологическую опасность первой степени по всему кораблю!
5
Братьев Миху и Воху Шимчуков воспитывали женщины.
Бабушка – Вера Ивановна Шимчук – долгое время занимала должность парторга на «Уралмаше», мать – Елена Юрьевна Шимчук – была известным в Екатеринбурге хирургом-ортопедом. Обе женщины жили без мужей. Супруг Веры Ивановны умер от лимфомы через два года после свадьбы, а Елене Юрьевне вообще не довелось когда-нибудь надевать белое платье и фату. Елена Юрьевна была крупной дамой высокого роста с сильными, как у тяжелоатлета, плечами и руками. Успехом у мужчин она не пользовалась, но однажды легко заглотила крючок, подброшенный проходимцем и любителем отношений на одну ночь, в результате чего на свет появились Миха и Воха.
С детства мальчишкам приходилось впитывать всю ту неприязнь и обиду, которые накопились у матери и у бабушки по отношению к мужчинам. «Вы не правы! – слышали они. – Вы виноваты во всех бедах! Вы – хуже других! Просите прощения!» Братья росли, женщины старели, только упреки и нравоучения, которыми Миху и Воху потчевали день и ночь, оставались прежними.
«Молчите и слушайте! Терпите – вы мужчины! Не делайте ничего, а то будет хуже! Сидите дома, а то вдруг что-то произойдет!»
Само собой, с девушками у братьев не ладилось. Рослые, богатырского сложения… но прыщавые, как пупырчатые огурцы, и застенчивые до косноязычия. К тому же в семье Шимчуков любовь была грязной темой. Насчет сверстниц Михи и Вохи мама и бабушка всегда сходились во мнении: проститутки, тупицы, накрашенное быдло, хулиганки, жеманные куклы; лучше держаться от таких подальше.
Поэтому к завершению школы в душе у Михи и Вохи закрепилось патологически двойственное и очень сильное чувство: они боготворили и одновременно боялись до дрожи в коленях всех женщин. Всех без исключения.
Близнецы не знали, что такое ласка или теплые слова. И хотя они не обсуждали это друг с другом, но подсознательно догадывались, что матери и бабушке по душе осыпать их упреками, читать морализаторские монологи и бросаться оскорблениями. Таким образом, эти две самые главные в жизни братьев женщины получали эрзац наслаждения и моральную разрядку. Братья давно смирились с ролью мальчиков для битья и далее играли ее истово, с полной самоотдачей. Они научились получать свои кванты удовольствия. Миха и Воха прочно прописались на уродливой, изнаночной стороне любви, практически без надежды разорвать круг: ловили кайф от того, что мама и бабушка ловят кайф, все сильнее коверкая и без того покалеченные личности близнецов.
Миха и Воха даже не мечтали, чтобы к ним относились иначе. Они вожделели слышать от других женщин насмешки и оскорбления, жаждали, чтобы ими понукали командным или надменным тоном; они желали плевков в прыщавые лица и ног в сапогах с высокими каблуками на своих спинах.
Если бы в придуманном братьями культе присутствовала такая категория, как «рай», то он бы выглядел точь-в-точь как этот плавучий островок, населенный гордыми и свободолюбивыми фемен.
Близнецы пережили свой катарсис.
Они оказались в раю. Они нужны Старшей, в служении фемен – их предназначение. Они – грязные полуживотные, они – никчемные рабы, они выполнят все, что прикажет Старшая. Им не нужен Ныряющий Корабль, попасть на который грезят многие фемен, им не нужны непонятные интернеты и айфоны, по которым часто вздыхают островитянки. И уж тем более, им не хочется домой. Мамины и бабушкины разносолы, футбол по телику, гантели и штанги в спортивном зале – век бы не видеть, все это – шелуха и не стоит проеденной молью дыры.
Только бы этот волшебный сон не закончился, только бы задержаться на островке еще один день…
И они радовались каждому новому дню. Радовались так, как никто другой в мире бескрайнего океана. Хотя на лицах братьев оставалось обычное сосредоточенно-хмурое выражение, мысленно они были на седьмом небе.
Миха и Воха оставались девственниками. Даже пройдоха и говнюк Карл, которого все не переносили на дух, спал с теми фемен, которые были постарше и не блистали красотой. Красотки были табу, они принадлежали только Старшей. Миха и Воха тоже были своеобразным табу и тоже принадлежали Старшей. На островке, где Старшая стала живой богиней, Михе и Вохе отводилась роль ее духовных мужей, ее монахов в целибате.
Глядя, как Карл карабкается на вершину, Миха проговорил так тихо, чтобы не услышал никто, кроме брата:
– Хоть бы он убился!
– Не смотри вверх, а то заметит, – посоветовал Воха.
Миха поспешно перевел взгляд на играющую серебристыми бликами штилевую гладь океана.
Близнецы боялись «Петуха Гамбургского», как называли Карла за глаза фемен. Хорошо, что в царстве Старшей больше не было других мужчин. Похожий на чукчу из анекдотов Зорро и Отшельник – не в счет. Зорро столь же верно служил Старшей, как и близнецы, а Отшельник медитировал в своем дупле, не показывая носа наружу. Впрочем, носа у Отшельника не было – только ряд похожих на жабры щелей.
Однажды Старшая приказала близнецам проучить Карла. Миха и Воха смекнули, что во второй раз такой шанс выпадет вряд ли, поэтому принялись бить немчуру изо всех своих богатырских сил, намереваясь прикончить. Но у них ничего не вышло: Старшая, словно что-то заподозрив, прервала экзекуцию, как только близнецы разошлись во весь дух. Петух Гамбургский со временем оклемался, ведь сама Жанка – одна из главных фавориток Старшей – ставила ему
