Прибытие туда прошло по тому же сценарию, что и на Дзержинской: Палач выслушал короткий доклад пограничников и снова куда-то ушел.
– Куда он все время ходит? – спросила у Стратега Гончая, когда ее мучитель скрылся на платформе.
– Связывается по телефону со следующей станцией, чтобы сообщить о нашем движении и узнать обстановку.
– Чтобы доблестные красные пограничники ненароком не перестреляли нас, приняв за диверсантов? – усмехнулась Гончая.
Забыла, что разговаривает не с Палачом, на Стратега ее сарказм не действовал.
– И это тоже, – невозмутимо ответил тот. – Но главное, убедиться, что станция по-прежнему существует, и туда можно доехать.
Гончая хотела съязвить и по этому поводу, но передумала. В метро никакая предосторожность не бывает лишней.
В этот раз Палач отсутствовал дольше и вернулся чем-то озабоченный.
– Можем ехать, но надо поторопиться, – объявил он, запрыгнув на дрезину, и сразу взялся за рычаги.
– В чем дело? – насторожился Стратег.
– На Красных Воротах тревога. Сталкеры с поверхности не вернулись.
Стратег сразу расслабился, да и брамин не придал словам Палача особого значения, и совершенно напрасно. Смельчаки, собирающие на поверхности разный полезный хлам и гордо именующие себя сталкерами, пропадали часто – этим в метро никого не удивишь. Обычно их исчезновение станции не угрожало. Но случалось и по-другому.
В отличие от Стратега и брамина, одноглазый напарник Палача отнесся к его предупреждению серьезно. Настолько серьезно, что впервые решился заговорить.
– Плохо дело.
Это прозвучало, как «п…охо де…о». Мало того, что одноглазый пропустил букву «л», он и говорил скрипучим, нечеловеческим голосом. Похожим образом изъяснялся раненый штурмовик, которого Гончая однажды встретила в госпитале Рейха. Бедолага напоролся на растяжку, при этом избежал серьезных осколочных ранений, но получил тяжелейшую контузию и практически оглох.
Стоило вспомнить оглохшего штурмовика, и странное поведение одноглазого мгновенно объяснилось.
«Он же глухой!» – сообразила Гончая. Обожженное лицо и потерянный глаз – наверняка, последствия взрыва. Не реагирует на слова и не отвечает на вопросы, потому что не слышит их, отсюда и измененная речь. Что-то читает по губам, раз Палача все-таки понял.
«Левша у нас неразговорчив, но ты продолжай», – вспомнила Гончая ироничное замечание Стратега. По всей видимости, он давно знал о глухоте одноглазого. Но зачем Стратегу понадобился лишенный слуха одноглазый калека? Что он умеет такого, чего не умеют другие?
Пока Гончая размышляла об одноглазом спутнике и строила на его счет различные догадки, тот вместе с Палачом вновь разогнали дрезину, и вскоре впереди замелькали отблески сигнального костра у Красных Ворот.
Палач тоже заметил свет и еще сильнее налег на рычаги, но за полсотни шагов до блокпоста внезапно бросил их и потянул на себя ручной тормоз. Гончей понадобилось чуть больше времени, чтобы понять причину такой перемены. И на Дзержинской, и на Кировской пограничники направляли на приближающуюся дрезину яркий луч электрического света. Однако сейчас этого не произошло.
Вблизи Гончая разглядела железную треногу прожектора, но никто не спешил зажигать его. Похоже, у костра вообще никого не было! Зато со станции доносились разгневанные крики, которые внезапно оборвала автоматная очередь.
Дрезина уже миновала костер и теперь медленно, со скоростью лениво бредущего человека, подъезжала к платформе. Палач сунул руку в карман, где должно было находиться оружие, но вынул оттуда не пистолет, а складную телескопическую дубинку с металлическим набалдашником на конце, пожалуй, самое эффективное оружие в рукопашной схватке.
– Эй, что происходит? – насторожился Стратег. Поздно же он забеспокоился.
Ему никто не ответил. Как только дрезина достигла края перрона, Палач шагнул с нее и оказался на платформе. Гончая прыгнула следом.
– Куда? – крикнул в спину Стратег.
Она даже не обернулась. Обернулся Палач. Увидел, что она последовала за ним, заиграл желваками, но промолчал. Как бы ему не терпелось ее прикончить, сейчас его волновало другое.
На станции горело только дежурное освещение, и большая часть платформы терялась в темноте. Что там происходит, понять было нельзя, судя по тишине, ничего серьезного. Зато у ведущих наверх эскалаторов волновалась небольшая, но шумная толпа. Около десяти человек, привычно определила Гончая. Двое или трое из них были в гражданском, столько же в форме пограничников, остальные в непонятной длиннополой одежде с болтающимися противогазами или респираторами. Именно так одевались сталкеры красных, когда выходили на поверхность.
Гончая отметила все это лишь мельком, как несущественные, второстепенные детали. Главным было оружие. Оно имелось у всех, за исключением гражданских: автоматы у пограничников, такие же автоматы и дробовики у сталкеров.
– …со своей проверкой! Он же умирает! Срочно в госпиталь надо! – услышала Гончая, подойдя ближе.
На полу между сталкерами и пограничниками лежал еще один человек в брезентовом балахоне, которого Гончая ранее не заметила. Странное одеяние на боку было разорвано, сквозь прорехи сочилась кровь. Но самая страшная рана оказалась на шее. Она напоминала приоткрытый рот, откуда постоянно
