– Про Новослободскую ничего не скажу – меня там не было. Но ни в перегоне, ни на Пролетарской эти толчки не вызвали безумной паники. Во всяком случае, я ничего подобного не почувствовала, – уточнила Гончая.
– Не каждое землетрясение генерирует разрушительные инфразвуковые колебания. Но в последнем случае вы ошибаетесь. Люди и животные по- разному реагируют на инфразвук. Частоты, безвредные для человека, могут вызвать панику или ярость и неконтролируемую агрессию у животных, как это случилось с курами на Киевской. Думаю, что на Пролетарской мутанты атаковали людей под действием инфразвука. Иначе, оказавшись на свободе, они попросту разбежались бы с охотничьего полигона.
«Пожалуй», – согласилась с брамином Гончая. На стрельбище, после падения с галереи, у нее не было времени раздумывать над поведением вырвавшихся на свободу монстров. Однако сейчас, после объяснений ученого, их нападения на людей действительно выглядели странно.
– Добавьте к своему списку Тверскую и Пушкинскую. Там сторожевые собаки едва не перегрызли друг друга.
– Значит, еще и Рейх. – Брамин тут же начал рисовать на своей карте новую отметку. – Когда это произошло?
– Около десяти дней назад.
Он записал на карте рядом со станциями Рейха названную дату и смотрел на Гончую в задумчивости. Она внезапно поняла, что сейчас услышит от него самое важное, что он приберег на конец разговора или, возможно, до последнего момента вообще не собирался ей говорить. И не ошиблась.
– Вы умеете слушать, Катана. Поэтому сейчас я скажу вам то, чего не говорил ни одному человеку. Все, кого я знаю, посчитали бы, что я сошел с ума. Но вы, я надеюсь, сможете меня понять. Вот этого, – он постучал указательным пальцем по карте с собственными пометками, – ни теоретически, ни практически не может быть. Землетрясения не происходят столь локально. Если бы в какой-то части Москвы случилось землетрясение, то толчки ощущались бы по всему метро. Однако мы имеем совершенно иную картину. Короткие, неповторяющиеся подземные толчки, генерирующие инфразвуковые волны разной степени интенсивности и порой приводящие к разрушениям на отдельной станции или на небольшом отрезке туннеля при полном отсутствии аналогичных проявлений в других местах. У меня нет ни одной гипотезы, которая бы хоть как-то объясняла это несоответствие. Вернее, есть одна, но даже мне она кажется безумной.
– И что же это?
Прежде чем ответить, брамин склонился над столом и воровато оглянулся. Все, кто находился в палатке: и ганзейские строители, и сотрудники станционной администрации, и только что нанятые рабочие, которых записывали бригадиры, были заняты своими делами. На расположившихся за отдельным столом пожилого мужчину и молодую женщину никто из них не обращал внимания. Тем не менее брамин понизил голос до шепота и еще ближе придвинулся к Гончей.
– Там внизу, под нами, но не в толще земной коры, а ближе к поверхности, движется огромный механизм, и его перемещения вызывают на станциях и в туннелях метро мелкоочаговые землетрясения.
– Вы серьезно? – не удержалась от вопроса Гончая, хотя прекрасно видела, что ее собеседник не шутит.
Он испуганно отшатнулся от нее.
– Нет, конечно. Забудьте. Это полный бред.
Гончая подумала о Майке. Вот кто смог бы сказать, бред это или нет.
– Но ведь вы так не думаете? – она попыталась заглянуть в глаза брамину.
– Знаете, после Войны мир очень сильно изменился. Но я все равно не могу представить, что где-то под землей работает гигантский механизм. А чтобы сотрясать земную кору, он должен быть просто невероятных размеров, – признался он.
Гончая посмотрела на него и покачала головой.
– Мир не просто изменился. Он рухнул.
Брамин задумчиво покачал головой.
– Вы очень верно сказали, Катана. Мир действительно рухнул. И я не знаю, что с этим делать.
– С этим уже ничего не сделать. Поздно. Осталось только выживать.
– Наверное, вы правы. Да, конечно, правы. Но жить без цели, да еще зная, что ты ничего не можешь изменить, что от тебя ничего не зависит…
– По-вашему, выжить и спасти от гибели близких – недостойная цель? – перебила его Гончая.
Брамин снова вздохнул.
– Завидую вам, Катана. Вам есть о ком заботиться, есть, для кого жить. Кто это: муж, ребенок?
– Дочь. – Ответ прозвучал с такой искренностью, что Гончая на миг и сама в это поверила.
– Берегите ее. Уверен, у вас получится. И вот, возьмите эту карту, – собеседник подвинул к Гончей схему метро. – Вдруг пригодится. Моим подозрениям все равно никто не поверит, даже если я представлю десяток этих карт.
– Знаете, – Гончая задумалась. – Возможно, найдется такой человек. Он полицейский, живет на Краснопресненской и отвечает за безопасность движения по Кольцу. Его зовут Шериф. Поговорите с ним, думаю, он вам поверит. Особенно, если покажете ему свои записи.
– Вы правда так думаете? – с надеждой спросил брамин. Его безразличие и апатия таяли на глазах.
