когда проводник перестанет пускать слюни и хрипеть, и спокойно сказал:
– Я-то помню. Главное, ты не забывай, с кем разговариваешь. Плохая память – это и больно, и неприятно. Уяснил?
– Уяснил, – прохрипел Клещ, глядя не на фюрера, а на Гончую. Его глаза выдавали жгучее желание вцепиться ей в горло. Очевидно, этот глупец вообразил, что именно женщина виновата во всех его бедах.
– Вот и хорошо, – усмехнулся фюрер и слегка похлопал согнувшегося проводника по шее. – Сейчас забираем моих людей, оружие – и на охоту.
Между шпал образовались глубокие лужи. Когда проезжали по туннелю на дрезине, никто, включая Гончую, не обратил на это внимания. Зато сейчас хлюпающая под ногами холодная вода стала для всех неприятным открытием. Небольшие лужи Гончая попросту перепрыгивала, а через широкие перебиралась, шагая по шпалам. Фюрер попытался последовать ее примеру, но с непривычки оступился и с шумом плюхнулся в воду, промочив свои охотничьи штаны, и теперь из-за этого злился.
Хотя он упрямо шагал вперед, ни намеком не обмолвившись о желании бросить охоту и вернуться в Рейх, Гончая не сомневалась, что эти мысли крутятся в его голове. Одно дело – расстреливать мечущуюся по полигону дичь, комфортно расположившись на специально выстроенной для этой цели стрелковой галерее, и совсем другое – выслеживать добычу в сырых и темных туннелях.
Терпения фюрера хватило на несколько минут. По опыту Гончей это было уже много.
– Долго еще? – крикнул он в спину шагающего впереди Клеща.
После полученного болезненного урока проводник вообще помалкивал, стараясь лишний раз не раскрывать рта. Он, наверное, уже тысячу раз пожалел, что согласился отвезти заезжих охотников к месту, где видел сбежавшего дикаря, и теперь гадал, как выпутаться из опасного положения.
– Я спросил: долго еще идти?! – повысил голос фюрер.
– Почти пришли, – отозвался Клещ. Ответ прозвучал не очень уверенно, хотя никто, кроме Гончей, этого не заметил.
После вопроса фюрера проводник, поначалу резво шагавший вперед, стал подолгу ощупывать лучом фонаря стены и дно туннеля, а когда со стороны Пролетарской послышался стук инструментов рабочих, вовсе остановился.
– Здесь это случилось, – сказал он.
– Где именно? Ты толком покажи! – рассердился фюрер.
Клещ принялся водить лучом по стенам, уперся в темную нишу, прикрытую ржавой решеткой, и обрадованно воскликнул:
– Вот! Сюда он нырнул!
– Осмотрите все! – приказал фюрер, устремившись к нише.
Двое телохранителей опередили своего хозяина. Один направил на решетку фонарь, а другой ухватился руками за прутья и потянул ее на себя. За решеткой что-то лопнуло, трос или туго натянутый провод. Гончая давно взяла себе за правило, что любой посторонний, особенно резкий, звук в туннеле – это сигнал опасности, и, услышав треск оборвавшегося троса, отпрянула в сторону. Вторым это осознал взявшийся за решетку штурмовик. Он выпустил прутья и неуклюже попятился назад, но слишком поздно. На третьем шаге он споткнулся и опрокинулся навзничь, разбросав в стороны руки. И остался лежать в таком положении.
– Что это еще за цирк? – выругался фюрер.
И только когда другой телохранитель направил на неподвижно лежащее тело свой фонарь, все увидели, что у того из живота торчит наполовину вонзившийся в плоть заточенный электрод.
– Что… – начал возмущаться фюрер, но его слова потонули в грохоте автоматных очередей, когда трое оставшихся телохранителей принялись поливать свинцом темную нишу.
Гончая дождалась, когда они прекратят огонь, и, осторожно приблизившись к проему, откуда вылетел электрод, заглянула внутрь. Несколько секунд она с фонарем в руках изучала пространство за решеткой, потом повернулась к фюреру:
– Самострел однократного использования.
– Черт! – выругался тот и тут же набросился на своих охранников. – Что застыли?! Помогите Тору подняться!
Один из них склонился над пронзенным электродом штурмовиком и изумленно пробормотал:
– Так он, это… готов.
Он протянул руку к электроду, видимо, собирался вытащить, но Гончая остановила его.
– Нет! Не трогай, отравлено. Видишь, у него пена на губах и лицо посинело.
– Мерзкий выродок! Он нам за это ответит! – взревел фюрер. – Смерть мутанту!
– Смерть!!! – дружно поддержали призыв вождя его телохранители и «любовница».
Только искренности в голосе «любовницы» явно не хватало, Гончая достаточно хорошо знала фюрера, чтобы понять – он вовсе не кипит праведным гневом. Иначе он сказал бы не
Как только на кону оказывалась собственная жизнь, а именно это сейчас и произошло, вождь Рейха проявлял трезвый расчет и завидную
