Все наши ложные «сегодня»

Он осторожно, чуть заметно наклоняет голову в сторону маленькой ниши в стене. Я ввинчиваю ботинок в горло Вэня, пока тот не теряет сознание, и киваю Лайонелу. Он, хромая, плетется к нише. Видимо, разбитое мной устройство управляло и работой сервомеханизмов его ног: без него Лайонел раскачивается на ходу и с трудом сохраняет равновесие.

В нише оказывается металлический ящик, оборудованный генетическим сканером. Открыть его может только Лайонел.

А в ящике лежит машина времени.

– Вы оставили ее у меня 13 июля 1965 года. Не знаю, сделали вы это намеренно или случайно, но… вы так поступили. Я понимал, что ее нельзя использовать для себя: подобная глупость непременно закончилась бы катастрофой для той реальности, в которой мы обитаем. Но я бы не смог создать машину времени с нуля. Такое попросту невозможно. В итоге я разобрал ваш прибор. По кусочкам. И сообразил, как изготовить все детали. Я приложил максимум усилия, чтобы не промахнуться. Ни одной схемы не изготовил, пока современная наука не обеспечила для этого технические возможности. Если препятствие казалось непреодолимым… что ж, я поворачивал техническое развитие мира в том направлении, которое требовалось мне. Именно поэтому я и продал несколько своих изобретений. Не ради денег. Ради необходимости. Вы ведь не сказали мне, сколько времени придется ждать вашего появления.

– А вы не сказали мне, сколько времени займет путешествие обратно. Пятьдесят один год, Лайонел! – парирую я. – Я полвека торчал, как последний болван, рядом с вашей машиной!

– Да, – кивает он. – Что ж, полагаю, нам обоим, пожалуй, следовало быть более откровенными. Тогда мы бы смогли избежать некоторых болезненных ощущений.

– В общем, круг замкнут, – с жаром заявляю я. – И мы уже никогда его не разорвем.

– А вы не думали о том, чтобы испытать машину времени еще раз?..

– Вы не представляете себе тот разрушительный хаос, который я видел! Ваша жизнь вовсе не прошла впустую! Вы тоже приняли участие в спасении мира.

– Но ведь я ничего не делал. Я копировал сам себя. Я мошенник, – хмыкает он.

– Моя мама однажды сказала, что в этом заключается тайна жизни, – продолжаю я. – Все мы считаем себя мошенниками. Таково общечеловеческое поветрие…

– Я едва не застрял в ловушке онтологического парадокса, и что, по-вашему, мне теперь делать? – осведомляется он.

– Жить, как и прежде, Лайонел, – отвечаю я. – Хотя бы ради остального мира.

– Какое мне до него дело? – ворчливо произносит он.

– В таком случае, живите ради вашей любви к Урсуле, – говорю я. – Вы же никогда не забудете Урсулу, верно? Взаимная любовь, пусть даже грешная, тайная и суровая – разве может быть что-нибудь лучше?

– По крайней мере, в том, неведомом мне мире я сумел стать героем.

– Лайонел, вы еще можете стать им здесь.

Он, конечно, не понимает меня. Но я ему покажу.

Мы им всем покажем.

133

Послушайте, раньше я никогда не писал книг и потому прошу прощения, если я сделал что-то неправильно, особенно в финале.

События буквально навалились на меня, но я даже не смог уделить им всем должное внимание в этом тексте. Вдобавок я наверняка отнял у вас очень много времени, поэтому постараюсь закруглиться наилучшим образом. Надеюсь, мои скромные способности на сей раз меня не подведут.

Я позволяю Лайонелу привести в чувство Вэня, и громила на удивление спокойно относится к тому, как я поступил с ним. Не исключено, что для шофера и телохранителя гения-миллиардера-отшельника подобная ситуация предусмотрена в должностной инструкции. Мы вернулись в особняк Лайонела и поспешно подготовились к прибытию моих родителей, сестры и Пенни из аэропорта. Обычный полет из Торонто в Гонконг длится около пятнадцати часов, но, естественно, Лайонел сконструировал для себя самолет, преодолевающий данный маршрут в четыре раза быстрее.

А в Лайонеле кое-что изменилось. Ему вроде бы полегчало оттого, что теперь не нужно осуществлять сложнейший план, но, прекратив эту деятельность, он словно утратил стержень. Он сделался удивительно покорным и готов был последовать за мной в любом направлении. Это, конечно, казалось странным, но ведь именно я и был тем парнем, который снабдил Лайонела нужными инструкциями. Тогда, в 1965 году, я произнес перед ним краткую речь, и следующие пятьдесят лет он потратил на выполнение моих советов.

А еще Лайонел как-то одряхлел. Думаю, целеустремленная непрерывная работа держала его в узде, а лишившись этой необходимости, он утратил еще и нечто жизненно важное.

Теперь он превратился в неимоверно усталого девяностотрехлетнего старика.

Моих родных и Пенни доставили еще в бессознательном состоянии и незамедлительно привели в чувство каким-то паром без цвета и запаха. Лайонел оказался верен слову: все они, в том числе и Пении, были живы и здоровы.