– Ребенок имеет магические способности – понятно, а вот тяга его проявляется к воде, – пояснила Кин. – В ауре же, которую ни ты, ни я пока рассмотреть так и не смогли, есть разные отголоски, и дух не может определить, к какому полу принадлежит младенец.
– Это не так важно, – поцеловав жену в надутые губки, ответил я. – Самое главное – мы вместе и у нас в скором времени появится малыш или малышка.
Хм, водная стихия… Хорошо это или плохо? По заверениям Креуна, ребенок не может родиться со способностями ниже, чем у любого из его родителей. А так как мы с Кинэллой оба универсалы, то сын или дочь, по идее, получит такие же способности. Вот если бы, допустим, я был стихийником, а Кин – двойственной магиней, то родиться у нас мог либо стихийник, либо двойственный маг. У двух магов одинаковых ступеней рождается ребенок с такой же ступенью, и это аксиома. Так что наш малыш – маг, также без всяких сомнений он – маг-универсал. Хм, а кто же тогда родится у Анлусы? Или уже родился? Генер вроде же как… нет, у него способности наверняка есть, просто не развиты. А вот связи с ними у меня нет. Н-да, связные артефакты необходимы, и этим сейчас озадачен дух, перерывая сведения, полученные от своего предшественника, в поисках знаний об этих артефактах. Но почему же водная магия прельщает младенца, еще не появившегося на свет? Креун утверждает, что это станет любимой и ярко выраженной магической способностью – сомнений нет. У меня вот воздушная, у Кин… пока непонятно, но сильной любви к воде за ней не замечал.
За бортом плещут утихомирившиеся волны, а я продолжаю с улыбкой смотреть, как довольная жена обходит корабль. От качки как-то не очень приятно, часть учеников слегли, часть у борта кормят море содержимым своих желудков. А вот по жене не скажешь, что ее что-то угнетает, она весела и довольна. Шторм действительно стих через час после прихода к нам на пирс капитана, а еще через полтора часа (раньше не успели погрузиться) отправились в плавание. Ученики разместились со мной, Кин с песчаниками – на первом корабле, на второй корабль погрузили лошадей, третий же полностью забит разнообразным грузом, даже на палубе тюки. И чего такого накупил Маркен, что заняло столько места? А главное – где столько золота взял? После приема в школу учеников он отчитался, что осталось две тысячи пятьсот золотых монет и сколько-то серебряных. Две тысячи – еще можно понять, есть у меня одна богатая ученица, а вот остальное… Впрочем, голову финансами забивать не стал, пусть Маркен перед духом отчитывается, а тот мне уже все разъяснит, если у меня желание возникнет.
Погрузка прошла не без эксцессов. Ворона и Птичку пришлось брать на наш корабль, хотя он и не предназначался для перевозки лошадей. Но наши лошади ни в какую не захотели заходить по деревянному настилу на соседний корабль. Причем свой норов показала кобыла. Ворон уже согласился и, лишь обиженно каркая, занес копыто, чтобы отправиться в трюм, но Птичка – слов нет: осуждающе заржала и, помотав головой, встала как каменная. Ворон остановился, вопросительно каркнул и… попятился назад. Ни уговоры, ни угрозы на наших четвероногих друзей не подействовали. Помог Креун, он получал картинку от орла и двух песчаников, охранявших меня, тройка стражей находилась подле Кин, а та пребывала на корабле, предназначенном для нас.
– Рэн, что вы теряете время? Кобылица не расстанется со своей хозяйкой! Это же видно даже мне! Да и Ворона вам теперь в трюм не загнать ни за что на свете. Грузите их на корабль, на котором сами поплывете, – и все дела! – хмыкнул дух и прервал связь.
Действительно, строптивые лошади без разговоров зашли в трюм, но на том корабле, на котором и мы поплывем. Правда, этому предшествовала суматоха по перетаскиванию груза из одного корабля в другой. Можно было бы груз и не таскать, а самим отправиться на корабле, но ученики остались бы без моего пригляда. Хоть и взрослые они, но… ответственность за них лежит на мне. А корабль не предназначен для перевозки такого количества пассажиров вместе с грузом.
– Паруса! – раздался крик матроса, находившегося на верхушке мачты, внутри какого-то сооружения, напоминающего бочку.
– Марсовый! Курс и количество кораблей? – крикнул ему в ответ помощник капитана с гигантскими усами, зычным голосом и серебряным свистком на груди.
– Один, господин боцман! Слева по борту! Корабль один, похоже – идет нам наперерез! – прокричал сверху матрос-наблюдатель, которого называли марсовым.
– Наши курсы пересекаются? – спросил капитан у боцмана, а тот громко продублировал вопрос.
На море же пока не видно никаких парусов или аур, если не считать обитателей морской пучины. Но это лишь нам не видно, а матрос из «бочки» на мачте видит намного дальше находящихся на палубе. Моряк сообщил координаты и курс неизвестного корабля (мне это ни о чем не сказало – не силен в морских терминах и знаниях), а через минуту ко мне подошел капитан.
– Ваша светлость, скоро у нас появятся «гости». Через три-четыре часа неизвестный корабль приблизится на расстояние стрелы, – доложил он мне.
– И что? Насколько мне известно, разбой на море – редкость, а у нас три корабля против одного.
– Господин Рэнион, – склонил голову капитан. – Разбой хоть и редкость, но случается, мы же идем такими курсами, что обязательно встретимся. Но по такому курсу неизвестному кораблю делать абсолютно нечего. Не пролегают там навигационные маршруты, до портовых городов существуют более безопасные и легкие пути. А…
– Понятно, – перебил я капитана.
Разжевывать мне, как совсем несмышленышу, нужды нет – сам могу понять, что к чему. Но корабль один, вряд ли его капитан рассчитывает захватить три шхуны. Хотя если на борту есть артефакты и артефактчики, такая попытка может стать удачной. Надо бы на разведку отправить орла.
