— Карим! — Это Тревельян. Он выматерился и ткнул пальцем в потолок: — Вали на чердак!
— Понял.
— Максим! На тебе — прихожая и этот долбаный переулок.
— Да, сэр!
— Руслан! Лежишь и не пытаешься поднять голову! Иначе я сам тебя убью! Понял?!
Раздалось еще несколько выстрелов. Одна из пуль попала в щель между досками и с глухим звуком ударила в деревянную перегородку. Нардин поморщился. Мы в ответ не стреляли. Глупо бить наугад, не видя цели. Тем более с нашим запасом патронов. Я выругался, забрал «Винторез» и полез на второй этаж…
Полутемный и пыльный чердак был забит рухлядью. Десяток пустых ящиков с каким-то тряпьем, шеренга пустых бутылок и два сломанных стула. Я пробрался между ящиками и нашел прекрасное место у слухового окна, выходящего на перекресток.
Атакующих не видно. Выстрелы тоже прекратились. Ребята решили поиграть на нервах? Да ради бога! Я никогда не против. У меня, как любит говорить Данька Либерзон, «нерв на это дело крученый». Пусть хоть на пузе извертятся, паскуды.
Вход в дом мы укрепили изнутри еще вчера вечером. Забаррикадировали ящиками и обломками мебели, которые нашлись в помещениях. Не бог весть какая защита, но лучше чем ничего. Будем надеяться, что гранатометов у них нет. Хотя… не будут они нас взрывать. Им Вараев нужен. Живой и невредимый. Интересно, а наши визави не подумали, что мы, в самом плохом случае, просто завалим нашего «гостя»? Нам-то он не особо нужен. Разве что Тревельяну, для отчетности. Так для этого дела и голову можно отрезать. И нести не тяжело, и наглядно…
Прошло два часа. Скоро полдень. Ни звука, ни выстрела. Тихо как на кладбище. За моей спиной послышался шорох, и на чердак, кряхтя и ругаясь, забрался Тревельян.
— Понастроили, черт бы их побрал, для дистрофиков!
— Живот подбери — и пролезешь, — обернулся я.
— Сказал бы я тебе, Шайя… Ну как тут?
— Пока тихо, — пожал плечами я и осторожно посмотрел в небольшое окошко.
— Суки, — сквозь зубы процедил Эдвард, — даже Мышонка своего не пожалели.
— Стрелял кто-то из пришлых — тех, кто не знал про этого горного мастера.
— Хрен там не знали… — Тревельян выругался. — Всё они прекрасно знали! Освальд Брен не был обычным старателем или наемным рабочим Ордена. Он был одним из основателей Лох-Ри. Приехал сюда первым, вместе с женой, сыном и двумя дочерьми. Неужели не слышал?
— Нет.
— Карим, ты меня иногда удивляешь…
— Десять лет назад, Снупи, меня такие дела мало интересовали.
— И чем же ты был так занят?
— Дорожную пыль глотал. От Порто-Франко и до Демидовска. Со всеми остановками.
В том, что Эдвард начал мне рассказывать про «дела давно минувших дней», нет ничего удивительного. Время быстрее пролетит. Ожидание всегда утомляет. Тем более это вязкое чувство, когда лежишь и понимаешь, что ничего хорошего впереди не ждет. Просто сидеть и молчать — глупо, вот и чешем языками о разной ерунде, не отвлекаясь от наблюдения за местностью.
— Старик пришел в эти места первым, — неторопливо продолжил Снупи, — тогда еще и Куинстона не было. Он перебрался на этот остров из Новой Англии. Поначалу ему жутко везло. Нашел здесь серебро и отправился к властям. Орден как узнал про месторождение, сразу выделил Освальду целую команду. С этих людей и началась история Лох-Ри. Увы, но вскоре рудник пришел в упадок, а Брен был разорен.
— Разве Орден не выдал ему премию за месторождение?
— Выдал, — кивнул Эдвард. — Орден даже хотел выкупить у него права на эту землю, но старик настоял на создании акционерного общества и все свои деньги сунул в рудник. Он был просто фанатиком этого дела. Не зря его Мышонком прозвали — совался в любую щель. Потом рудник пришел в упадок, и город опустел.
— И где же его жена, дети? — спросил я и облизал пересохшие губы.
— Жена умерла. Дочери? Одна дочь живет в Нью-Портсмуте, а вторая в Виго.
— В Виго, — покосился я, — кто такая?
— Сьюзи Лермант.
— Прав был Нардин, — хмыкнул я, — этот мир не просто мал. В нем не протолкнуться… Она держит табачную лавку.
— Да, есть такое дело. Ее муж погиб на промысле, если не ошибаюсь?
— На охоте, — уточнил я, — нарвался на Большую гиену. А сын этого старика где?
— Вот его сына мы и ждем. Он единственный в Лох-Ри, кто еще не пропил мозги.