— Ну и корыто! — сказал я, когда мы подошли к пристани и мне показали моторную лодку.
— Нормальный катер, — отозвался Мансур, — люди на нем даже в Нью-Портсмут ходят.
— До Нью-Портсмута у них горючего не хватит. Добавь четыре канистры с горючим.
— Хватит и двух.
— Четыре.
— Слушай, не наглей, Шайя!
— Черт с тобой… Хорошо, считай, что мы договорились.
— Шина балдех арадаллалц хьан лай ду дош, арадели — хьо цуьнан лай ву.
— Что? — не понял я, и Мансур, щелкнув пальцами, перевел с чеченского:
— Не сказанное слово — твой раб, сказанному слову — ты раб.
— Мудрые слова говоришь, Мансур.
Вы вернулись к банку. Парни уже собрались в прихожей и ждали только меня. Спустя несколько минут вышли на улицу. Перед выходом мы попрощались с Максимом. Без лишних слов. Каждый из нас когда-нибудь окажется перед лицом смерти. И дай бог, чтобы нашлись силы встретить смерть так, как подобает мужчине.
Селезнев вышел из дома последним. Люди Мансура отвели его в сторону и тщательно охлопали по бокам, чтобы не нарваться на какой-нибудь сюрприз в виде гранаты в кармане. Максим спокойно стоял и только один раз посмотрел в нашу сторону. Когда уходили от банка. Посмотрел — и подбадривающе улыбнулся… На душе было паскудно. Так паскудно, что хотелось сесть на землю и завыть. Судя по виду Тревельяна, он думал и чувствовал то же самое.
Мы прошли мимо парней Гаргаева, мимо кучки итальянцев и даже с местными жителями разминулись. Они провожали нас злыми взглядами, словно собаки, у которых отобрали кусок мяса. Ничего, ребята… Мы вас еще накормим. Досыта. Вы подавитесь нашим угощением. С такими эмоциями, которые будто висели в воздухе, мы и подошли к пристани.
— Утонем мы на нем… — пробурчал Нардин.
— Это ты зря! Надежный катер, — сказал Снупи, но, судя по неуверенному голосу, подумал что-то другое. Нардин ничего не сказал. Неопределенно хмыкнул и опустил рюкзак на доски причала. Руслан — тот и вовсе побледнел и сник. Катер, на котором нам суждено покинуть Лох-Ри, был — как бы тут помягче выразиться — неказист.
Мы сели в лодку, причем Снупи не спускал глаз с провожатых и крепко держал Вараева за шиворот, приставив пистолет к его голове.
— Рюкзак с документами мог бы и сейчас оставить, — сказал Мансур.
— Тогда отпусти с нами Максима, а его одежда пусть у тебя на пристани полежит.
— Шутник, да? — усмехнулся Гаргаев.
— Есть немного.
Мотор весело затарахтел, и катер начал понемногу отходить от пристани. Кто-то из мужчин отвязал швартовочный конец. Максима не было видно. Его держали подальше от нас. Один из чеченцев забрался в соседний катер и начал заводить мотор.
— Эй, что это за игры, Мансур? — оскалился я.
— Руслана забрать.
— Ты, может, с нами пойдешь?
— Не переживай, не будем за вами бегать, — плюнул Гаргаев. — А с тобой, Карим Шайя, мы еще встретимся. Я сказал!
— Максима…
— Не переживай! Отпущу, как только увижу на берегу Руслана, а вы отойдете от берега.
У выхода из фьорда катер начало ощутимо потряхивать. Волны небольшие, но море есть море. Мы повернули к выходу и немного сбросили скорость, проходя отмель. Я обернулся, увидел фигурки людей, стоящих на пристани, и шхуну, замершую на середине фьорда. Сейчас мы сделаем поворот, и даже пулемет не страшен — скала прикроет. Если успеем, конечно…
— Вперед! — рявкнул Нардин, и я выкрутил ручку до отказа. Мотор взревел, и катер рванул вперед.
— Твою мать… — тихо, одними губами прошептал Тревельян. — Лучше бы я остался на его месте.
— Не рви душу, Снупи!
— Он знал наш план и знал, на что шел! — коротко отрезал Поль.
— Я никогда не бросал своих людей… Вот так…
— На войне как на войне. Кто-то должен был прикрыть наш отход.
Нардин замолчал и стал следить за берегом. Пока чеченцы не поняли, в чем дело, надо уйти как можно дальше. Конечно, они быстро опомнятся и заведут катера, а шхуна пойдет следом. Но мы уже будем на берегу. Здесь, среди лабиринтов из шхер, заливчиков и проток, нас сам черт не поймает.