стороны и, если противник вздумает выкинуть что-то необычное, вмешаться. Лучшая конница Святослава изнывала в ожидании, тоже готовая ринуться, случись чего, в бой.
– Да какой бой, ну что может случиться-то? – недоумевал Иван-царевич, одеваясь в доспехи. Рядом на всякий случай Серый Волк держал двух лучших коней.
– Изменникам – никакой пощады, – напутствовал его Святослав.
Небольшая кавалькада выехала на середину брода и стала ждать. От лагеря на той стороне реки отделилась фигура и прыжками направилась к ним.
– Это же Кот Баюн, – удивленно произнес Серый Волк, вытаращив глаза на приближающегося кота. Тот подбежал к краю реки и закричал со своей стороны:
– Не могли бы вы подъехать поближе?! А то я страсть как воду не люблю!
– Ты что вообще тут делаешь?! – грозно спросил Иван, приблизившись к противоположному берегу. Еруслан подозрительно смотрел по сторонам, но ничего не происходило: никаких лесков рядом не было, все пространство просматривалось хорошо, что не позволяло устроить какую-нибудь засаду.
– Как что? – удивился кот. – Ты разве не знаешь, кем меня назначили?
– Не знаю.
– Невежда! – Кот возмущенно фыркнул и начал перечислять: – Я замечательный пушистик, ух ты какая лапочка, славная киса, котик-мохнатик, ну и конечно же любимый зверек княгини Алены Владимировны.
Довольный собой кот победно посмотрел на Ивана:
– А вот ты даже на простого пушистика не потянешь.
– Ты, что ли, за всем этим стоишь? – опешил Иван. – Ты же кот…
– Я? – удивился Баюн. – Нет, конечно, я же просто кот.
– Ты мне тут зубы не заговаривай, ты мне сразу не понравился!
– Неправда! – возмутился кот. – Я всем нравлюсь, я очень обаятельный! Я вот тебе ничего плохого еще не сделал, даже помог степняков разбить, а ты мне такую обиду причинил.
– Какую еще обиду? – удивился Иван.
Кот положил лапу на живот и скривился:
– Цурлюпах твой проклятый, никогда тебя за него не прощу! Он вообще переварится хоть когда-нибудь?
– Ты что же, цурлюпаха съел? – не поверил своим ушам Серый Волк.
– А как же? – вопросительно посмотрел на него кот. – А также всех этих бесконечных царапок, пушистиков, мурзиков и дружков. Надо же в сердце Аленушки освободить место для настоящего большого пушистика! – Кот гордо посмотрел на Ивана-царевича и Серого Волка.
– Так вот куда все эти зверьки девались! – возмутился Волк. – Ну теперь Аленка узнает, кто во всем виноват, – ох, накажет!
Кот сокрушенно покачал головой.
– Ну кому она поверит – своему любимому пушистику или какому-то постороннему подменышу?
– Брату она своему поверит, – отрезал Иван, – позови Аленушку.
– Конечно, позову, – согласился кот. – Она тоже страсть как хочет увидеть брата своего пропавшего. Кроме него, ведь у нее никого и не осталось, – тяжко вздохнул кот. – Хорошо, что есть такая замечательная киса рядом!
Задорно подмигнув Ивану, кот побежал к палаткам. Скоро от лагеря отъехали четверо всадников. В середине сидела на белом скакуне сама Аленушка. Она нисколько не изменилась за то время, что они не виделись, разве что была грустна сверх обычной меры. Рядом держался боярин Полкан, чуть сзади – шут Владимира Растеряха и какой-то незнакомый человек в черном. В глазах Аленушки поначалу светилась радость, но чем ближе они подъезжали, тем больше она гасла.
– Совсем не похож, – разочарованно произнесла она.
– У Ивана-то и нос был другой, и глаза, – согласился Полкан, внимательно осматривая лицо Ивана.
– Да что вы все, белены объелись? – воскликнул Иван. – Это же я, Иванушка!
– Не похож, – согласился Растеряха, – очень отдаленное сходство.
Иван направил своего коня поближе к Аленушке, чтобы она смогла рассмотреть его лучше, но кобыла его сестрицы, чего-то испугавшись, дернулась в сторону. Остальные кони встали на дыбы, и грузный Полкан, не удержавшись в седле, рухнул вниз. На берегу Михаил Поток, видя, что происходит что-то не то, пустил стрелу поверх голов для острастки. Конечно, богатырь не промазал, и стрела просвистела высоко над головами, однако поняли этот знак совсем не так, как хотелось бы.
– Подменыш попытался княгиню убить! – заорал человек в черном. От палаток бежали воины с копьями наперевес. Растеряха, поймав за узду кобылу Аленушки, помчался с ней подальше от опасного места. Еруслан направил коня назад к броду, указывая на бегущих воинов:
