Инна Петровна, пытаясь удержать сына, прижалась к Саше, но другой, лучший мир уже открылся ему. Мир, способный дать все, о чем он мечтал: любовь, правду, утешение, покой…
На похоронах Инна Петровна увидела несчастное, осунувшееся лицо Милы и едва сдержалась, чтобы не устроить скандал. Девушка стояла поодаль от свежевырытой могилы.
«Лицемерка, — мысленно возмутилась женщина, — как ей совести хватило явиться сюда, да еще изображать страдание?! Убийца, преступница!»
Мила не замечала испепеляющего взгляда Сашиной матери. Ее глаза не отрывались от гроба, в котором лежал любимый, мертвый, холодный. Больше он никогда не обнимет, не улыбнется, не назовет своей девочкой, самой лучшей на свете, больше
Инна Петровна очнулась от ударов молотка по закрытой крышке. Разве могла она допустить, чтобы мальчика сейчас отняли и опустили туда, на самое дно могилы?! В исступлении, женщина бросилась на гроб и обхватила его руками.
— Не отдам!!! Не смейте трогать моего сыночка! — Инна Петровна словно обезумела. — А вы что смотрите?! Помогите мне… Ему же в земле холодно будет, неужели не понимаете?! — По кладбищу разнесся громкий, протяжный стон.
Мила застыла.
— Нет, нет… — потрясенно проговорила она и зажала уши руками. — Я не вынесу этого…
Окружающее, странным образом, отдалилось, поплыло перед глазами, звуки пропали, погружая сознание в спасительную темноту.
Прошла неделя. Каждый день приходила несчастная мать к Сашеньке и каждый раз находила на могиле букет больших белых хризантем. Инна Петровна точно знала, кто приносит сыну ненавистные цветы.
— Бесстыжая! Грехи замаливает! Господи, где же справедливость?!
Она, без сил, опустилась на старенькую, рассохшуюся скамейку, поблизости от Сашиной могилы. Кроны вековых деревьев тихо шумели в высоте. Мягкое сентябрьское солнце ласково касалось лица. На какое-то время Инна Петровна забылась прозрачным сном. Открыв глаза, она заметила вдали худенькую фигурку подростка, медленно бредущего по кладбищенской дороге, усыпанной яркими кленовыми листьями. Поникшая голова, опущенные острые плечики, прижатые к груди цветы… Подросток приблизился, и Инна Петровна, с изумлением, узнала в нем Милу. Но насколько она изменилась! В ней почти ничего не осталось от прежней, грациозной девушки.
— Здравствуйте, Инна Петровна, — нерешительно поздоровалась Мила и бережно опустила букет на могилу.
— Здравствуй, Мила, — сухо ответила женщина. После некоторого колебания она продолжила: — Знаешь, я должна выполнить последнюю волю моего мальчика. Хотя, видит Бог, как мне не хочется этого делать! — Их взгляды встретились. Совершенно сбитая с толку, Инна Петровна, в замешательстве, произнесла:
— Саша перед смертью просил передать, что очень любил тебя и никогда не изменял. Он надеялся, ты поверишь его последним словам. — Женщина заплакала. — Как же ты будешь дальше с этим жить?
— Но почему он столько времени молчал, не пытался объясниться? Конечно, я виновата, сначала во мне говорила обида, потом гордость…
— Ты уходишь от главного вопроса!
— Какого?
— Я спросила тебя: как ты будешь дальше жить, после того, что сделала?!
— Вы имеете в виду наш разрыв?
— Нет! Не о разрыве я говорю! Не делай вид, будто не понимаешь!
— Но я действительно не понимаю!
— Ложь! Хватит играть со мной, Мила! Я все знаю!
— Что вы знаете?
— Ты хочешь услышать?! Надо же, какой невинный взгляд! Из тебя бы вышла прекрасная актриса!
Девушка, недоумевая, посмотрела на возмущенную Инну Петровну.
— Зачем ты убила Сашу?!
— Что?! О чем вы говорите?! — Мила, в ужасе, отшатнулась.
— За свои поступки надо уметь отвечать!
— Вы правы! От меня одни несчастья, — добавила она и, ссутулившись, побрела прочь.
Инна Петровна долго колебалась после той встречи на кладбище. Сердце находилось в полном разладе с рассудком. Измучившись сомнениями в виновности Милы, спустя месяц женщина все же решилась обратиться в прокуратуру. Ее направили к следователю с несерьезной фамилией Беленький.
В ответ на робкий стук в дверь раздался густой раскатистый бас:
— Да, да, войдите!
