матери и дочери. Сегодня умрет и сестра Тасая. Маленькая хрупкая болезненная девчушка с карими глазами и черными как смоль волосами. Ее пронзит изогнутый костяной клинок верховного жреца Ас, а алтарь заберет всю ее жизненную силу.
С самого утра идет снег. Ветра нет. Он словно затаился, дабы не видеть того, что произойдет на лобном месте. Крупные снежинки падают не спеша. Их много, очень много. Они нежно опускаются на головы, плечи и спины сотен людей, собравшихся сегодня у алтаря.
Люди степи молчат. Лишь ненавистный жрец, медленно вышагивая вокруг жертвенника, что-то визгливо напевает себе под нос. Его глаза закрыты, плечи трясутся, руки, словно крылья облезлой вороны, взмахивают при каждом шаге.
Тасай уже много раз видел этот танец смерти. Первый раз, несколько лет назад, это его даже рассмешило. Но только пока не принесли в жертву первую девочку. Глаза той бедняжки Тасай запомнил на всю жизнь. И вот теперь на алтарь должна взойти его родная сестра. И ему снова, как тогда, придется взглянуть в глаза смерти.
Крупные снежинки мягко опускаются на его горячие щеки, превращаясь в капельки воды. Тасай благодарил Харукана за этот снег. Теперь его слез никто не увидит.
Рядом деревянным истуканом замер отец. Посеревшее лицо, глубоко впавшие глаза. В шаге от него стоит мать. Седая голова опущена. В тонких руках — сверток из мягких шкур, специально приготовленных для того, чтобы завернуть в них тело Альмины. За спиной отца стоят братья. Холодные лица, плотно сжатые губы. В глазах — бессилие.
Тасай мельком окинул лица всех присутствовавших. Родичи будущих жертв. Представители слабых племен. Даже стражники из младших родов. Парень до боли сжал кулаки. Сордонов здесь нет. Сордонов здесь никогда не было. Они никогда здесь не стояли, ожидая смерти своих женщин, чтобы потом увезти домой завернутые в мягкие шкуры остывающие тела. Сордоны сильны, как никогда. Они всегда откупаются от кровавого обряда. Люди степи знают об этом, но, увы, ничего не могут поделать.
Жрец заканчивает свой нелепый танец. Что-то он быстро в этот раз. Торопится?
Алтарь — огромный странный темный камень — уже подготовлен. Рядом стоят несколько прислужников и зорко следят за тем, чтобы беспрерывно падающий снег не засыпал древние письмена на плоской плите.
Старый Аймыр рассказывал, что этот жертвенник и не жертвенник вовсе. Эта глыба была здесь всегда. Еще прадед дайхуда говорил об этом. Старые легенды гласят, что в этом месте когда-то обитали Древние. И письмена эти — тоже их рук дело. Никто из ныне живущих не способен прочитать их.
Это место издревле считалось запретным. Тут всегда творилось что-то странное и жуткое. Неудивительно, что у-дур появились именно здесь. Как и многие старики, Аймыр знал это, за что и поплатился жизнью.
Люди зашевелились. Тасай понял — ведут женщин. Многие вытягивали шеи, вставали на цыпочки, пытаясь разглядеть своих родственниц.
Они молча шли, опустив головы. Одеты лишь в белые рубахи, в сравнении с которыми снег казался грязно-серым. Мать говорила, что жрецы опаивают жертв какими-то настойками, дабы успокоить их перед смертью. Даже если Альмина и увидит его, все равно не узнает.
Вот и она. Идет в первом десятке. Отец отдал трех лучших лошадей за это. Жертв будет больше ста. Кому охота стоять здесь и смотреть, как умирают все эти несчастные? Лучше уж быстро дождаться тела и убраться подальше в степь от этого проклятого места.
Тасай пристально следил за сестрой. Она, как и все остальные, вела себя тихо и послушно. Будто и не она вовсе. Видимо, жреческое зелье все-таки действует.
Первой шла худая женщина лет сорока. Ее била крупная дрожь. Казалось, стук ее зубов был слышен на всю округу. В первых рядах кто-то пискляво всхлипнул. Тасай не смог разглядеть. Видимо, кто-то из детишек провожает мать. Зачем было тащить сюда детей?
По команде верховного жреца к женщине подошли прислужники. Тасай прищурил глаза. Двое из них, кажется, его одногодки. Вон какие все румяные и холеные. Парень готов был поспорить на все ценное, что имел, — тоже из сордонов.
Женщину взяли под руки и повели к алтарю. Жрецы проводили обряд быстро и сноровисто. Конечно, им не привыкать.
Несколько мгновений — и несчастная уже на алтаре. Руки и ноги закреплены специальными ремнями. Зелье зельем, но вдруг начнет дергаться в самый неподходящий момент. Жреческий удар требовал быстроты и точности.
Все готово. Тасай чувствовал, как его сердце сейчас выпрыгнет из груди. Во рту пересохло, язык прилип к небу, колени предательски задрожали. Хотелось закрыть глаза, но это обязательно кто-нибудь заметит и сочтет за слабость. Потом уже не отвертеться от насмешек и подначек со стороны сверстников. Всем известно: мужчина должен встречать смерть, как свою, так и чужую, с открытыми глазами.
Верховный жрец, громко выкрикнув какую-то фразу на неизвестном языке, занес над головой кинжал. Пожелтевший от частого использования, изогнутый, как клык ра-хана, он легко пронзит человеческую плоть. Как-то отстраненно Тасай подумал: «Почему кинжал именно костяной и изогнутый? Неужели прямой стальной клинок хуже подошел бы для этого дела?»
До первого удара оставались считаные мгновения, когда произошло то, что Тасай запомнит на всю свою оставшуюся жизнь…
Тяжелый протяжный вой пронзил тишину. Тасай узнал этот вой. Такой звук могло издавать только одно существо в этом мире. Ра-хан! Но почему именно здесь? Как хищник смог так близко подобраться к лобному месту?
Парень взглянул на верховного жреца. Тот замер с поднятым над головой кинжалом. Глаза расширены. Безобразный сухой рот открыт от удивления.
