— А я знаю? Оно или не оно… — буркнул Ксандр, заслужив недоуменный взгляд. — Успокойся ты, сейчас все объясню… Понимаешь, Бруни, я вырос в эпоху совершенно другого оружия, более страшного и смертоносного.
Весельчак кивнул.
— Помню, ты говорил, что есть такая штука, которой можно уничтожить целые страны. Хотя не могу себе представить, как это…
— Это очень страшное зрелище, — сказал Саша и непроизвольно поежился, вспомнив черно-белые кадры кинохроники испытаний ядерных бомб. — Но сейчас не об этом. То, что я нарисовал, мне никогда не приходилось видеть воочию. Только на картинках да по телику и еще… хм… да… ну, в общем, не важно… Так что будем думать вместе.
Бруни крякнул, почесал затылок и сказал:
— Тогда давай думать…
— Процесс в принципе прост, — пояснил Ксандр, улыбаясь. — Натянул, вложил снаряд, прицелился, отпустил и попал.
Бруни улыбнулся в ответ и поднял указательный палец.
— И, что важно, — не в себя!
Следующие несколько часов они вертели в руках игрушечные копии машин, надеясь в дальнейшем создать по их подобию грозные орудия смерти. Спорили, доказывали, соглашались, что-то чертили, потом зачеркивали. Лишь одна из моделей дожила до конца обсуждения, да и то только благодаря Нариме. Женщина, не обращая внимания на импровизированное «конструкторское бюро», начала накрывать на стол: мол, война войной, а обед по распорядку. Сперва появилось блюдо с запеченым свиным окороком, за ним — дымящиеся белые рыбные ломти, политые темно-красным ягодным соусом, затем — покрытые золотистой корочкой тушки куропаток, маленькие рыжие грибочки с зеленью, большие белые грибы, плавающие в густом сметанном соусе, несколько продолговатых блюд с жареной рыбой… Постепенно стол заполнился разнообразными яствами, а маленький дворик — умопомрачительными запахами.
— Все! Сдаюсь! — Ксандр, улыбаясь, поднял руки. — В такой обстановке работать невозможно! Пора перекусить!
Бруни, громко сглатывая слюну и хищно раздувая ноздри, от приглашения героически отказался, мотивируя тем, что его жена небось уже заждалась к обеду. Собрав все детали и наброски в мешок, он поспешно удалился, пообещав начать работу с завтрашнего утра.
— Странно, — пожал плечами Ксандр. — Чего это с ним?
— Как чего? — расставляя тарелки, удивилась Нарима. — Не дорос он еще до конунгова стола. Мастер он, конечно, один из первых, это все знают, но не дорос — и все тут.
— А кто же тогда дорос? — с иронией в голосе спросил Ксандр.
Нарима на секунду остановилась и посмотрела на парня. В ее глазах читался вопрос: мол, не ударилось ли ненароком чадо головой об стену? Насмотревшись, а затем решив что-то для себя, женщина решила продолжить, несомненно, глупый, на ее взгляд, разговор.
— Доросли те, кто рода знатного, — исчерпывающе ответила она.
— А-а-а! Теперь я понял, — не меняя тона, сказал Ксандр. — Значит, доросли те, у кого мошна звонким золотом полна!
— Ох, чадо несмышленое! — качая головой, сказала Нарима. — Где мошна, а где знатность! Вроде бы и в языках силен, а слов простых не понимаешь.
— Ну так растолкуй балбесу.
— А куда деваться, конечно, растолкую. Чтобы знал на будущее, а то еще ляпнешь где не надо глупость и сам не поймешь. Знатен — это тот, кто доблесть свою выказал в служении конунгу своему и народу. Не жалея жизни своей.
— Красиво! Только у меня вопрос есть. Чем же тебе тогда Бруни не угодил? Вон он сколько всего сделал для народа и конунга. Братьев потерял, сам кровь проливал.
— Так не он один, — добавила Нарима. — Только вот доблесть он свою когда выказывать начал? Правильно. Когда, как ты сам говоришь, жареным запахло. Все же остальное время он о мошне своей заботился под защитой конунга и дружины. Живи себе, работай, законы предков не нарушай — и будет тебе покой и счастье. Так все в его роду поступали. А вот взять, к примеру, Альди Урома. Все мужчины в его роду воями были. Многие в сечах пали. Сам он смолоду, как и предки его, надежной опорой конунговой власти был. Пока Бруни твой спит под теплым боком женки своей, Уром по лесам скачет, с врагами ратится. Бруни твой в мастерстве своем совершенствуется да в тайне секреты свои держит, чтобы никто не узнал, сыновья подрастают ведь — им все перейдет. А Уром вон мальчишек способных, не о мошне думая, меч держать учит. Он воев конунгу и народу растит. И еще много могу сказать, только вот ты сам до того додуматься должен.
Ксандр глубоко вздохнул и помассировал виски.
— Ох уж эти классовые отношения.
— Не знаю, что ты там только что молвил, но мнится мне — что-то очень нехорошее.
— Вот-вот, доиграетесь так до революции, а потом начнется… Ну, допустим, ты права, но вот что делать, если конунг и его ближники, дворяне, значит, перестанут думать о своем народе? Что тогда?
