– Постой… не трогай…
Райна и не собиралась касаться клинка, судя по всему, раскалённого добела. Валькирия замерла, пожирая взглядом меч, нестерпимо медленно выползающий из горна, словно младенец из материнской утробы.
Она ведь и впрямь словно рожает, мелькнула мысль у валькирии. Райна странствовала достаточно, чтобы собственными руками принять не одни роды. Да, случалось, в тягости оказывались её подруги, другие воительницы…
– Не… трогай! – выход-выкрик, и альвийка почти рухнула поперёк собственного верстака, упираясь в него руками.
Меч плавал в воздухе, ничем не поддерживаемый. Он парил над полом, и от него волнами расходился леденящий холод. Огонь в печи умер окончательно, словно истратив последние силы.
О?дин и Райна дружно уставились на новорождённое оружие. Валькирия сделала было движение к Оружейнице, намереваясь помочь, но Айвли, закусив губу, уже выпрямлялась.
– Я… в порядке. Это… обычное… дело.
– Ничего себе «обычное»!
– Для… меня… да, валькирия. Но… спасибо, что пришла мне на помощь. Смотри на свой меч, доблестная. По сердцу ли он тебе?
Райна повернулась, глядя на зависший неподвижно клинок.
Меч был слегка изогнут, с утяжелённым концом, такое оружие в умелой руке может и колоть, и рубить, и резать, рассекая доспех, подобно сабле. Клинок снежно-бел, по нему бегут крупные руны, в их изломах притаились голубоватые огоньки. Крестовина с отходящими зацепами, какими удобно ловить меч врага; рукоять собрана из искусно подобранных друг к другу кругляшей рога – цвет меняется от почти янтарного до густо-коричневого. Тяжёлый набалдашник противовеса.
И – холод, словно исходящий из самой сердцевины лезвия.
– Теперь… можешь… взять, – Айвли храбрилась, но валькирия видела, что на самом деле Оружейница едва держится на ногах. – Протяни руку, храбрая Рандгрид, уверена, ты ни с чем не спутаешь силу Асгарда, что живёт в твоём новом оружии.
– Бери его, дочка, он твой по праву, – подхватил и Старый Хрофт.
Отчего-то Райне было не по себе. Очень не по себе. Тёмная мастерская альвийки, чужая магия, разлитая повсюду в воздухе; как ни старалась воительница, ничего подобного «силе Асгарда» она не чувствовала. То, что жило в ржавых и покорёженных остатках древнего железа, исчезло, растворилось без следа. Или это ей только кажется?
Валькирия протянула руку – словно через густую тину. Пальцы коснулись тёплого рога, сомкнулись, крепко взявшись за эфес.
Боль – жгуче-ледяная, словно она на лютом морозе схватила в ладонь железный стержень, – впилась в кожу, ринулась стаей волков вверх, от запястья к локтю и ещё дальше, к плечу.
Валькирия боролась, несмотря на искры в глазах и помутившееся сознание. Она не дрогнет, не согнётся, альвийка не увидит её слабости!..
– Борись, Рандгрид! – Оружейница сумела выпрямиться. Её тоже едва держали ноги. – Сила Асгарда рождается вновь! Через тебя! Стой насмерть! Удержи волну!..
Кружащиеся искры перед взором валькирии складывались в огненные линии, и она даже не сразу поняла, почему эти очертания кажутся смутно знакомыми. Из глубины памяти поднимались картины – ошибки быть не могло, ей представал Асгард.
Асгард, сотворённый из огня. Но не уничтожительного, не пожирающего; его росчерки слагались в фундаменты, стены и крыши; Райна с замиранием сердца узнала Валгаллу.
Зал тысячи золотых щитов, зал, где пируют эйнхерии, где стоит трон Отца Богов. Рядом с Валгаллой встают иные чертоги, жилище Тора, залы Фрейи, других асов и асинь.
– Не может быть, – шепчет валькирия. Мир вокруг неё исчез, она проваливается сквозь времена и пространства, в эпоху славы и силы Асгарда, не подозревающего о неизбежном падении после Боргильдовой битвы.
Боль переливается через плечо, словно вода. Райна точно пытается удержать обрушивающийся на неё водопад; незримый поток ударяет в грудь, дробится, словно волна о скалу, норовит опрокинуть и утопить, но валькирия стоит. Боль превращается в благословение, она – единственная реальность в океанах пламени, среди которых всё выше поднимаются стены Асгарда.
Призрачные стены. Райна знает – её дома давным-давно нет, всё это лишь игры магических сил, но легче от этого не становится. К телесной боли присоединяется мука души, и это – стократ хуже.
Ты мог бы стоять, гордый Асгард, ты мог бы править, мой отец, мудрый, бесстрашный и справедливый. Мир был жёсток и жесток, но сила не доставалась кому ни попадя, и лучшие сражались друг с другом, оставляя лишь самых, самых, самых.
Боргильдова битва была великой несправедливостью, великим падением естественного порядка вещей. И даже свержение Молодых Богов не исправило всё зло, сотворённое ею. Асгард не восстал из пепла, великий О?дин не воссел обратно на свой высокий трон, погибшие асы не возродились, их души сгинули в неведомых безднах посмертия.
