автоматчиков, пытаясь проследить за указующей рукой столичного «небожителя». – Там? Аэропорт… Генерал, вам нужно немедленно спускаться! Пожар разгорается, своими силами его не потушить, а пожарная часть…
– Дай угадаю, лежит в руинах после такой вот синенькой подсветки? – на каблуке развернулся Силаев. – Какого хрена маги-шмаги прозевали сраное колдунство?
– Не могу знать! – Михаил едва не подавился от такого наезда: он-то здесь при чём? Негласный приказ о «содействии» он получил всего за полчаса до появления первых бойцов Ордена Равновесия, и командования магами ему никто не передавал. Правда, похоже, генералу на это было плевать.
– Это не магия… – тихо, но твёрдо проговорил один из четвёрки в камуфляже без знаков различия, вклинившись в возникшую паузу.
– Я что, вам задал вопрос, р-рядовой? – зыркнул на посмевшего подать голос офицер.
– Сержант, – молодой мужчина дёрнулся, как от пощёчины, но вместо того чтобы заткнуться, полез поправлять старшего по званию.
– Штрафник! – пообещал ему Силаев. – Где хренов магистр этих… этих?
– Внизу, собирает патрули… Насколько получается, – с некоторым облегчением отрапортовал полковник – хоть это он знал. Кого обвинят во внезапно наступившем на территории Полигона бедламе – он догадывался: генерал-майор Мамедов умудрился необычайно «вовремя» подставиться, и абсолютно не желаемая полнота власти над отдельно взятой военной частью временно перешла к Михаилу. Разумеется, ничем хорошим кончиться это просто не могло.
– Собирает патрули с территории? – уточнил генерал армии. – Он что, идиот?!
– Не могу знать, – спрятался за ту же формулировку и.о. командующего Полигона.
– Спускаемся. Немедленно.
Сорокин Михаил. Полковник ВДВ
ВДВшник постарался незаметно выдохнуть: наконец-то! В этой «тёплой компашке» он был как-бы-за-своего… Но вот именно что «как бы»: самый младший по званию из участников «заговора», да ещё и местный, а не петроградец или пекинец. Задница, короче. Ещё оставалась некоторая надежда, что в случае чего его прикроют заодно с остальными… Но, скорее, попросту грохнут. Точнее, попытаются. Проклятье…
О себе особых иллюзий Сорокин не питал – звание полковника было его если не потолком, то пределом способностей точно. Вот «за ленточку» ходить в диверс-группе или захватывать объект под огнём врага, первыми закрепляясь на чужой территории – вот это было его. По счастью, начальство тоже что-то такое понимало, потому доставшаяся по результатам беспорочной службы синекура вдали от то и дело «искривших» среднеазиатских границ Империи была именно что синекурой: три с половиной десятка большую часть времени мающихся от безделья лбов особой специальной роты ВДВ, прикомандированной к Полигону, – это лучше, чем командовать парой сотен человек, одновременно следя за приданным материально-техническим обеспечением и прочей фигнёй. Маленькая территория, сплошь «женатики» среди бойцов, причём часть ещё и многодетные – недаром их сюда мудрое начальство запихнуло. Михаил наладил тренировки и марш-броски с полной выкладкой, подружился со служакой Мамедовым, такой же «боевой единицей», как он сам, с опытом «принуждения к миру» в локальных «микро»-конфликтах, и успокоился. Даже когда друг затащил «единственного, кто тут войну в лицо видел» на должность своего зама, не очень переживал – рота была придана начвэчэ в качестве своеобразной свиты и, одновременно, отряда быстрого реагирования – уж больно хозяйство под Каримом оказалось огромным, а народ, включая кучу штатских вольнонаёмных, – разношёрстным. Так что бравым десантникам, когда изредка случалось «съездить раздать…зды» (некоторые тыловые службы и подразделения русского языка словно не понимают без стимуляции мозговой деятельности кулаком), теперь не требовалось по каждому чиху теребить самого генерал-майора. Увы, полковник слишком поздно сообразил, что он и его подчиненные слишком привыкли к своей роли и несколько… увлеклись. А кое-кто этим воспользовался и информацию кропотливо собрал. Трибунал и штрафбат – это, может быть, не так уж и страшно, а вот оставшиеся без защитников и добытчиков семьи… Короче, заговорщики знали, за какую ниточку к себе привязать второго человека на Полигоне.
Словно отвечая на нерадостные мысли Сорокина на лестничной клетке внезапно… эм, настал день? Удар по крыше неизвестным оружием повредил и электрические сети здания, потому лампы освещения горели вполнакала, да ещё и не все. И тут вдруг – р-раз… Видимо, «день» настал неожиданно и ещё для кого-то – с улицы раздались автоматные очереди, грохнул взрыв, сопровождающийся электрическим треском, и свет заклинания, мигнув, погас. Всё это полковник воспринимал в полёте – при первых звуках перестрелки он банально спрыгнул с лестницы – благо просвет между пролетами позволял. Ну, четвёртый этаж, и что? А у него – перестроенные кости, мышцы и связки и полтысячи прыжков с парашютом и некоторое количество без. Жаль, лестница без окон – можно было бы сразу десантироваться к месту событий… С другой стороны, бетонный короб стен – отличный способ не нахватать пуль, перед которыми летящий вниз без возможности управлять падением человек бессилен. Пол! Сорокин частично погасил, частично перенаправил кинетическую энергию перекатом и буквально вынес запертые двери пожарного выхода… Чтобы понять, что опоздал. Чадно горел (опять горел!) лёгкий вездеход «равновесников», рядом валялись искорёженные остатки другого, резко пахло кровью, горелым пластиком и металлом, порохом, стонали раненые. В свете импровизированного «факела» из машины – уличное освещение почему-то не работало – с ходу было видно несколько трупов. Особенно выделялся один – с характерно выкрученной шеей. Приём бойцов ВДВ… и тех, кого они сами научили.
– Мамедов. Знал, что им тебя не удержать, – покачал головой десантник, вслушиваясь в затихающий стрекот мотора и испытывая сложные чувства: всё-таки дружба, даже перечёркнутая предательством, для Михаила никогда не была пустым звуком. А уж как дочурку генерал-майора в их особой роте
