Стеклянная республика

глядя на подозрительные пальцы и прислушиваясь.

– Эй, – донесся до нее жизнерадостный голос Эспель. – Как жизнь?

Пальцы немедленно сдвинулись, решительно указывая в противоположную сторону от той, с какой говорила верхолазка.

– Все в порядке, – мягко проговорила Эспель.

Я не буду смотреть, если не хочешь.

Над пальцами раздался слабый сдавленный звук: возможно голос девушки.

«Она отвернулась, – поняла Кара. – Она не может прикрыть лицо – за это здесь можно и схлопотать, – но не хочет, чтобы Эспель его увидела».

– Что случилось? – Эспель говорила так тихо, что Кара едва могла расслышать.

Хозяйка ног зашмыгала носом.

– Продала, – прошептала она испуганным голосом, глухим от слез.

– Долги?

Тишина могла подразумевать кивок.

– Ростовщики? – Тьма просачивалась в голос Эспель, как кровь в воду. – Здесь? Скажи мне, кто, и я…

– Нет, – прошептала другая девушка. Слова казались зыбкими, словно она дрожала, но Кара не могла понять – от страха или от холода. – Просто… кожные налоги. Ма опоздала с уплатой, и я думала… думала, что могла бы помочь… – Она умолкла.

Потертые мыски ботинок Эспель появились рядом с пальцами на краю крыши.

– Дай угадаю, – сказала она. – Девчонки в школе не одобряют новый прикид?

Снова тишина, возможно, заполненная кивком.

– Ну, тогда они дуры.

Смешок сквозь слезы.

– Думаешь? – спросил голос над пальцами.

– Несомненно, – заверила верхолазка. – К черту их и что они думают. Это твое лицо. Не их – твое. Оно несет отпечаток выбора, который ты сделала. Гордись. Я бы гордилась.

– Правда? – голос хозяйки пальцев звучал так, словно она не подозревала, что подобное вообще возможно.

– Правда, – в тоне Эспель не промелькнуло ни тени сомнения. – Твоим выбором? Я бы гордилась, как никогда.

Они немного постояли в тишине. Кара смотрела, как пальцы кривятся от холода. Слышала стук зубов их хозяйки и смущенный смех. Пальцы скрылись из виду.

– Ну, – проговорила Эспель, – спрашиваю еще раз: что случилось?

– Ничего, – ответила девушка. Ее голос звучал почти застенчиво. – Просто любуюсь видом.

– Точно?

– Точно.

– Тогда ладно.

Кара услышала шуршание, посыпалось больше пыли, и Эспель снова появилась, по-крабьи перебравшись вниз на подоконник.

– Подожди… – раздался с крыши голос девушки. – То, как ты говоришь… ты, должно быть?.. Ты одна… одна из них?

– Ступай внутрь! – крикнула Эспель в ответ. – И поспи!

Верхолазка прыгнула с последних шести футов и приземлилась на корточки. Когда она выпрямилась, улыбка улетучилась с ее симметричного лица, от гнева сделавшегося темным, словно синяк.

– Что там стряслось? – не в силах удержаться, спросила Кара. – Что она продала?

– Бровь.

– Серьезно? – от удивления Кара чуть не рассмеялась, но сумела сдержаться. – Всего-то? Из-за какой-то брови она собралась… это натолкнуло ее на мысль о?.. – Она смерила взглядом щемяще пустое расстояние до крыши.

Эспель повернулась к Каре, и выражение ее лица стало жестче, чем когда она сжимала в руке нож.

– Ах, ты не считаешь, что этого достаточно? – прошипела она. – Должно быть, обладая всеми этими идеальными маленькими шрамиками, тяжело понять, что все, что у этой девушки было, – ее половина лица. Ей нужен каждый его кусочек. Ладно, она никогда бы не стала красавицей, однако она была нормальной. – Эспель медленно покачала головой. – Но не теперь. Теперь она страшненькая… вот что скажут гиены, которых она называла подругами. Она пала ниже их, а они больше не захотят с нею знаться. Ей достанутся слухи, ворчливые замечания и трусливые анонимные сообщения в Сети. – Губы Эспель брезгливо скривились. – Система в действии.

Кара моргнула.

– Я… я не понимаю, – призналась она.