Сын города

Она подняла железный прут-копье над головой. Бетонный скат вздыбился перед нею. Леса замерцали.

«Бет, – сказал он, – я горжусь…»

Из щели среди разбитых кирпичей мелькнула рука и поймала ее за лодыжку.

Глава 45

Ужасающе долгое мгновение Бет летела в невесомости, отдающейся тошнотой в животе. Потом тяжело ударилась о бетон, прокатившись фута три по скату.

– Черт! – нос и губы опухли и саднили.

Она перевернулась и присела на корточки, с копьем наизготовку, готовая к драке.

– Извиняй! Извиняй! – раздался знакомый голос. – Но царица собиралась себя убить. Учинить первое, че придумать. – С пыльного брезента посыпались куски кирпича и бетона, открывая фигуру в потертой шинели, которая, кряхтя, заставила себя сесть, вытирая с лица серую камуфляжную раскраску. Человек вытащил из кармана свою шапочку, натянул на клочковатые волосы и глянул на Бет с обнадеживающей усмешкой.

– Извиняй! – бодро сказал он снова.

– Виктор? – это был слишком большой сюрприз.

Последняя капля хладнокровия Бет вдребезги разбилась об пол.

– Че?

– Где…? Как…? Как, черт возьми, вы меня обогнали?

– А че? Помню, в Волгограде было…

– Не говорите, что входили в Сибирскую олимпийскую команду бегунов, не поверю. Я знаю, что вы не можете бегать с доступной мне скоростью, так как?

Виктор выглядел смущенным:

– Я приехать – ну, ты знаешь, – на подземном поезде.

– На метро? – почему-то Бет это глубоко шокировало.

– Да, а че не? Старею. Только потому, что царица ходить пешком…

– На что? У вас же нет денег.

– Контролер, он с Родины. Спросить билет, а я угостить его старым добрым московским приветствием, – просиял бродяга.

Бет уставилась на него, скептически сложив руки на груди.

– Старое доброе московское приветствие? А это приветствие включает захват кисти, удар в пах, удушение и другие штучки, которым вы выучились в советской тайной полиции?

– Старое доброе московское приветствие, – повторил Виктор. Его улыбающееся лицо светилось искренностью. – Мы очень хорошо друг друга понять.

Бет таращилась на него с усиливающимися яростью и испугом. Девушка твердо покачала головой:

– Ни в коем случае. Ни в коем случае. Скорее в Темзе потечет павианий пот, чем я это допущу. Поворачивайте, Виктор, и двигайте отсюда. Это – не ваша война.

Интересно, каждый раз, прося ее уйти, Фил чувствовал себя так же? Такую же головокружительную привязанность, благодарность и ужасное осознание, что, если человек, о котором ты заботишься, пострадает, это будет твоя вина?

– Я не должна поступать так же, – пробормотала она. – Я не могу. Уходите, Виктор.

Дружелюбная усмешка затерялась в бороде Виктора, и Бет в шоке отпрыгнула, когда он плюнул ей под ноги.

– Не моя война? – огрызнулся он. – Кто ты такая, чтобы говорить, что это не моя война? Кабул был моей войной, Ташкент был, и Осетия. Ты говорить о долге? Я – должен! – он ударил кулаком в грудь. – Я потерявши ребят, светящихся ребят, разбитых вдребезги чудовищем, на которого ты охотишься. Я должен им всем. – Виктор смотрел на Бет, его глаза наполнились разбереженным разочарованием. – И ты тоже, помнишь? Я говорить: «Прослежу, чтобы тебя не убить слишком мучительно». Не была ложь. Я никогда лгу.

Бет тяжело выдохнула:

– Вы не понимаете. Люди, идущие за мной, они страдают – очень сильно. Они умирают.

Виктор торжественно кивнул:

– Я как бы в курсе, че. Они мрут, потому что ты – никудышный генерал, – он проигнорировал взгляд, которым девушка его одарила, и продолжил. – Ничего стыдного. Я тоже так себе генерал, но даже я могу тебе сказать: очертя голову бросаться на превосходящего противника – тупее, чем тыкать гадюку собственным носом, – он многозначительно поглядел на скат, по которому Бет собиралась бежать. – Лобовой штурм – поганая стратегия. Мы попробовать в Афганистане, только у моджахедов оказались мины. – Он показал взрыв руками. – Руки, ноги, головы, коленные чашечки, кровищи, как шлюх вокруг