забрать.
– Знакомая фамилия. Тесен мир, – протянул я и кивнул. – Заберём. По машинам! Кстати, Оль, посмотри сержанта, он язык прикусил, похоже, серьёзно, говорить не может, только шипит.
– Хорошо. Сейчас посмотрю. Я прямо тут поеду, с девочкой.
– Бойца для охраны прислать?
– Не надо, мы тут о своём поговорим.
– Хорошо.
Самолично закрыв задний борт, я опустил тент, после чего прошёл к кабине, где уже устраивался один из бойцов. Вдруг звякнули струны гитары.
– Товарищ майор, смотрите, что нашёл, – показал тот мне вполне симпатичную гитару. – Инструмент.
– Пригодится, – кивнул я.
От грузовика отбежал Минский, видимо осмотр языка закончен, я же забрался в кабину бронетранспортёра и запустил двигатель. Все десантники в нём, включая капитана, были хмурыми. Уже знали, что произошло с пятнадцатилетней девушкой, так что дальше ехали молча. Через километр глазастый Соломин рассмотрел в стороне метнувшееся белое пятно, там мы и встали, пережидая, когда пройдёт очередная колонна противника. После этого туда были посланы два бойца в красноармейской форме. Они и обнаружили детей в высокой траве. Чуть позже и мы с Ольгой подошли.
– Изверги, – сказала Смирнова, устало вытирая пот на лбу. – У мальчика сломана челюсть и, похоже, два ребра. Ногами били. У пятилетнего мальчика сломана рука и выбито два зуба, только этой крохе ничего не сделали. Видимо, рука не поднялась.
У тела мальчишки, а он был в сознании, живыми глазами с возбуждением рассматривал нас, сидела кудрявая светловолосая, сильно заплаканная девочка лет четырёх. Ольга её уже осмотрела, действительно травм нет, а вот обоим мальчишкам, одиннадцати и пяти лет, серьёзно досталось. Били их, не считаясь с возрастом. На мою форму они тоже поглядывали, больше с испугом, но я уже объяснил, что разведчик, одет в трофейную форму. Старший информацию легко воспринял, остальные не поняли, но магическое слово «разведчик» сняло напряжённость. Бойцы их напоили и дали трофейного шоколада, дети были обезвожены и сильно голодны.
– Грузите их в кузов, нам нужно выдвигаться, – мельком посмотрев на трофейные часы, тоже снятые с фельдфебеля, сказал я. – Стемнеет скоро.
Ольга подхватила девочку и пошла с ней к грузовику, из которого выглядывала Лилия, ей запретили покидать кузов машины, а мальчишек несли бойцы, подхватив на руки. После погрузки один из них залез в кузов с Ольгой, будет ей помогать в осмотре и лечении, а мы двинули дальше. Объехав аэродром с тыла, встали у посадки, в паре километров от него. Там я отправил Лосева в кузов машины, чтобы осмотрел взятое продовольствие, выдал бойцам и, конечно же, покормил давно голодающих детей. Сам я вместе с Соломиным и Минским у их мотоцикла, пользуясь светлым временем суток, осматривал схематичные рисунки аэродрома, уточняя у разведчиков непонятные мне моменты. Мой прошлый налёт не прошёл даром, этот аэродром охранялся тремя танками, вкопанными в землю на манер дотов, причём один танк точно был нашим, вроде Т-26. Уже и трофеи используют, сволочи.
Почти полчаса общения, и, наконец, план был сформирован. К этому моменту все дети получили медицинскую помощь, были покормлены и уложены спать, часть бойцов тоже отдыхали. Выставив часовых, я дал отбой, предупредив, что большую часть ночи спать не придётся. Минский тоже ходил к нашему военфельдшеру, и та что-то подложила ему под язык, сообщив мне, что укус, конечно, серьёзный, но и так пройдёт. Нечего болтать во время езды. Да и на дорогу нужно смотреть. Это я уж потом узнал, что упал и ударился он, когда с мотоцикла слезал, ноги затекли, но попросил напарника говорить, что во время езды прикусил. Стыдно ему было.
План мой был прост. Нам нужен был не один самолёт, а два. Дело в том, что, пользуясь тёмным временем суток, я собирался просто укатить на буксире небольшой связной самолёт. Вроде того «шторьха», что мы сбили. Однако в одну машину два летуна, дети и Смирнова никак не поместятся. Однако по наблюдению Соломина, рядом со штабом лётной части под маскировочной сетью стояло три «шторьха», причём на одном они отчётливо рассмотрели в бинокль санитарные кресты. К сожалению, осталось два. Мы сами видели, как один из этих самолётов полетел в тыл и не вернулся. На этот раз два бойца, один из них Минский, наблюдают за аэродромом, вернее тем местом, где находятся оба нужных нам самолёта, а также оценивают охрану в этом секторе. Две машины нам хватит, поведут оба лётчика, пассажиров разделим. Ну, и отправим дальше. Причём бойцы верёвками должны укатить машины из расположения подальше. Естественно, после того, как охрана будет нейтрализована. Да вот хотя бы на эту полевую дорогу. Она вполне ничего, и тут оба самолёта отправятся к нашим. Причём незадолго до рассвета взлетят, я не особо доверял их умению сажать неизвестные им машины ночью.
Пока бойцы и дети спали, бдели только два часовых, один из которых был Бабочкин, я сидел с Ольгой отдельно, чтобы нас не могли подслушать, и раз за разом повторял снова и снова, чтобы Оля запомнила информацию по этой войне. Все подробности, что я помнил. Наконец, наступила полночь, мы с Ольгой тоже устали, но пора было действовать.
Дети, один часовой и Смирнова остались в лагере, а мы с тросами в руках двинули к аэродрому. Разведчики уже вернулись и доложились, где два поста охраны, что точно нам будут мешать, и где остальные, те слишком далеко, чтобы что-то заметить. Кстати, один пост – это пулемётное гнездо. Танки в зону нашего интереса не попадали, их закопали на танкоопасных местах. В этот раз я не участвовал в ликвидации, разведчики сами всё сделали. На каждого бойца по немцу. Отработали не знаю как, не видел, но тихо, за нами прибежал один боец и немного запинающимся голосом сообщил, что путь свободен. Посты вырезаны. У обеих машин – кстати, улетела не санитарная, она тут стояла, – уже были бойцы. Дальше мы по-тихому подготовили буксиры, тут оба
