— Ты знаешь, что сказал Джагатай?
— Он что, татарин, что ли?
— Тебя следует научить почтению!
— Чему-чему меня следует научить? Я щас тебя сам почтению поучу, прошмандовка хренова!
Дернувшись, Василь ухватил девчонку за ногу, пытаясь вытащить из седла…
И тут же получил камчой по лицу, завыл, отпрянул, выхватывая из-за пояса баллончик… прыснул… Попал в морду коню — тот взвился на дыбы, заржал, понесся… однако степная красавица Ак-ханум, быстро обуздав жеребца, нехорошо усмехнулась, прищурилась… Эх, бедный Василь… он еще не знал, с каким чертом связался!
— Бросай нож! — напрасно кричал Михаил. — Кланяйся! Кланяйся, дурень!
Куда там! Обычный сельский бандос — какие там мозги, одна наглость да дурь!
— Я вас счас! Я вам сейчас, суки…
Просто пропела стрела, попав в сердце… И все. Выпал из враз ослабевшей руки нож, улетел в травищу баллончик с газом. Туда же, в траву, под копыта коней, повалился и незадачливый Василь… Увы! А ведь предупреждали!
— Все ж жалко дурака, — посетовал Ратников. — К тому же у него и ключ мог быть. Может, врал, что у Филимона?
— Вы чьи, пленники? — юная ханум наконец спешилась, с явным любопытством осматривая клетку и тех, кто в ней находился.
— Приветствую тебя, о, прекраснейшая госпожа, — галантно поклонился Миша. — Проклятые бродники полонили нас, людей честнейших и благороднейших.
Ак-ханум вдруг неожиданно фыркнула и громко расхохоталась.
— Ты чего смеешься-то? — молодой человек немного обиделся. — Я смешно говорю?
— Ты смешно выглядишь, — фыркнула девушка. — Зачем рубаху в порты заправил?
— Да так… ты бы нас выпустила отсюда, госпожа.
— Как же я вас выпущу? — краса степей изумилась. — Я что — кузнец?
Сняв лисью шапку, она вытерла выступивший на лбу пот… Ах, что за волосы! Что за глаза! И вовсе она никакая не смуглая… загорелая — да.
— Что ты так смотришь, пленник?
— Ты очень красивая, госпожа.
— Я знаю. Не ты первый мне это говоришь. Ладно… Вы теперь — моя добыча! — взлетев в седло, Ак-ханум приосанилась и, обернувшись, что-то бросила воинам. Потому усмехнулась, перевела:
— Джагатай останется вас сторожить. Он хороший воин, якши.
— Ты тоже хороша! И так хорошо говоришь…
— Я учила. Я умная.
— О, моя госпожа — кто бы спорил?!
Один из воинов — Джагатай — общим обликом и невозмутимостью напоминавший каменную статую, остался у клетки, не говоря ни слова, стреножил лошадь, уселся в траву рядом — да так и сидел.
Да, убитого люди ханум обыскали тщательно — ключей, увы, не нашли, но степная принцесса прихватизировала золотую цепочку и мобильник — красивенький, блестящий, потому, видать, и понравился. Нашедшиеся в портмоне охранника деньги — как мелочь, так и купюры, никого, даже мальчишку- слугу, не прельстили. Впрочем, куртку он на себя натянул, прямо поверх жилетки. И тоже приосанился, а уж госпожа заливалась, аж в ладоши хлопала: «Вах, Джама! Якши!»
Та еще оказалась хохотушка.
А у слуги-то… Миша присмотрелся… Эх, далековато был парнишка, не шибко-то разглядишь… И все же — да! да!
В клетку залетел шмель, полетал, пожужжал важно… Анфиса его выгнала и вздохнула.
— Что так тяжко-то, девица?
— Да так, — девушка зябко поежилась. — Из одного полона в другой. От бродников — к татарам.
— Из огня да в полымя, — так же безрадостно протянул Прохор.
Ратников всплеснул руками:
— Вот, блин, послал Бог пессимистов! Радоваться надо — хозяйка-то наша — красавица, да и веселая — с такой точно не заскучаем!
— Эх, и веселый же ты человек, Мисаиле!
А Миша знал, с чего веселится! Еще бы. У юного слуги Джамы на шее висел ключ — средних размеров, фигуристый, серого металла — Темкин ключ! От дома, от Усадьбы!!!
