владения, от Бремена до Финляндии, оказавшись разобщены с главной частью королевства, пали бы, как спелые яблоки с веток, – только потряси.
Война, затянувшаяся на двадцать лет, невыгодна даже победителю. Она должна быть короткой и сокрушительной, иначе не стоит затевать. Господство на море позволило бы вывести из игры превосходную шведскую армию, не вступая в баталию с ней: просто запереть на родном полуострове. Действуя спокойно, без надрыва, не на пустом месте – в строении флота можно было добиться гораздо больших успехов с гораздо меньшими издержками. Уж не говорю о заморской торговле. Мне не потребовалось долго гостить в Архангельске, чтобы оценить различие тамошних мужиков с жителями иных губерний. Народ вольный, деятельный, и грамотных очень много. Если их правильно использовать – пожалуй, из каждого третьего шкипер выйдет. Ну, а недостающих матросов можно из внутренней России пригнать и выучить.
Конечно, беломорская зима составляет проблему для мореплавания, но сие решается подбором союзников, располагающих удобными портами в более гостеприимных широтах. Против турок такой подход тоже позволяет прелюбопытнейшие диспозиции построить.
Через несколько дней, смирившись с задержкой свадьбы и остудив раздражение, я начал готовить аргументы в защиту архангелогородцев. Однако не успел отточить словесное оружие. Царь меня сам вызвал. Нехорошее предчувствие томило перед аудиенцией: как бы в Азов не послал, не нравится мне эта срочность!
Знакомый по Пруту гвардейский офицер встретил в приемной.
– Как государь?
– Грозен. – Гвардеец сделал сочувствие на лице.
И в самом деле, Петр даже не соблаговолил ответить на приветствие, начав с раздраженного упрека:
– Я тебе что указал?!
Плохо выглядит. Кожа нездорового оттенка, мешки под глазами. Судорога корежит сильней обычного. Тень страдания на лице, как у людей, измученных болью и плохо верящих в избавление, даже когда недуг уходит.
– Прошу прощения, Ваше Величество мне много всего изволили указывать.
– Вспомни, чего не исполнил. Был разговор, чтобы в ландмилицию беглых не брать?! А ты что полковникам пишешь?!
Петр поднимает и встряхивает тощенькую пачку бумаг, трепещущую в его руке, будто от страха. Кто-то серьезно за меня взялся: это оригиналы, не так давно отправленные на юг. Издали вижу, что почерк моего секретаря.
– Я и пишу, чтобы не брали. Только мгновенно остановить людской поток нельзя. Крестьяне бросают или распродают дворы и посевы, прибывают в линейные поселения на одной телеге, с семьями, с малыми детьми. В ноябре месяце, на зиму глядя! Просто взять и завернуть оглобли – перемрут к чертовой матери. Приходится давать временный приют, а чтобы в ожидании владельца или его приказчика даром хлеба не ели – ставить в работу.
– Ловко у тебя выходит: этих на шахты, а с шахт в полки переводишь? Тех – что, указ не касается?!
– Государь, те отрабатывали под землею урочный срок. С позволения и от имени Вашего Величества им обещано после сих трудов причисление к полку, с зачетом в рекруты. Отказать теперь было бы несправедливо, ибо контракты с ними заключены прежде последнего повеления Вашего.
Солдаты внутренней стражи, застывшие у дверей, старательно делают отсутствующие физиогномии. Такой циркус нечасто случается: мало кто смеет спорить с Петром. Надо бы как-нибудь его отвлечь. Ввернуть мимоходом фразу о своей помолвке? Он любит женить и сватать. Нет. Не хочу. Слишком много грязи в его отношении к женщинам. Буду терпеть, пока выговорится и остынет. Впрочем, царский гнев пока что накаляется, а не остывает.
– Значит, повеление исполнять не хочешь – контракты с мужиками тебе важней?! Забыл,
– Артикул двадцать седьмой. Буде офицеру или солдату в Его Величества службе от начальника своего что управить повелено будет, а он того из злости или упрямства не учинит, но тому нарочно и с умыслом противиться будет, оный имеет хотя вышний или нижний, всемерно живота лишен быть. Только сие здесь не к месту, государь, потому как два указа Ваших в противоречие вступают.
– Не притворяйся дитем неразумным. При таком случае исполняют указ, данный позже.
– Lex retro non agit. Указ не может иметь заднего действия, это коренной принцип права.
– Мне на…ть, заднее действие или переднее, – токмо всех крестьян, вписанных в ландмилицию с прошлого октября, изволь кассировать и вернуть владельцам. Коли не учинишь по сказанному, быть тебе без головы!
А вот это он зря. Разбаловался государь с безответными подданными – но я ему не подданный. И уж точно не холоп. Холопа и свободного различить просто. Хамство вышестоящих приводит одного в трепет, другого – в ярость.
Однако на рожон лезть не стоит, лучше смирить страсти и поискать компромисс.
– Обидно мне, Ваше Величество, сносить таковые угрозы за то, что отстаиваю государственный интерес против приватного. Возвращение хотя малого числа людей из ландмилицкой службы в крепостное состояние возымеет самое гибельное действие на боевой дух и состояние войска. Дезертирство умножится: бежать с линии есть куда, границы близко. Отданные владельцам мужики, обученные правильному бою, представят крайнюю опасность при любом бунте. История знает много примеров, когда рабов освобождали, чтобы поставить в строй, – но не принято по миновании надобности обращать их в прежнюю неволю. Если помещики не довольствуются рекрутским зачетом, возможно, стоит обдумать иные способы их удовлетворить, вплоть до денежного
