Майя скрылась в гроте горы Киллены, что в центральной Греции, и там родила очаровательного малыша Гермеса. Она поняла, что ее ребенок — бог, а значит, ей стоит быть осторожной. С младенцами-богами никогда не угадаешь, вдруг они начнут танцевать, петь и стрелять из лука по первым встречным. (Лето ей много что рассказала.) Так что Майя укачала малыша Гермеса и туго-туго запеленала его, чтобы он не смог никуда деться и, соответственно, не попал ни в какие неприятности. Уложив его в плетеную корзину, игравшую роль люльки, она стала петь ему колыбельную о богах и их любимых животных; дело в том, что колыбельные того времени были сплошняком о скоте и на прочие сельскохозяйственные темы. Она пела об Артемиде и ее собаках, Посейдоне и его лошадях, Аполлоне и его стаде священных коров — лучших и вкуснейших во всем мире. Вскоре Гермес уже мирно посапывал. Майя с трудом добралась до постели и вырубилась: рождение ребенка отнимает кучу сил.
Стоило Гермесу услышать сонное дыхание матери, как он тотчас открыл глаза.
Юный бог задергался в своих путах-пеленках.
— С ума сойти! — пробурчал он. — Не успел прожить и полчаса, а меня уже впихнули в смирительную рубашку? Мама явно мне не доверяет. Умная она у меня.
Кое-как выпутавшись, он выпрыгнул из люльки. Гермес все еще выглядел новорожденным, но только потому что идея расти его пока не привлекала. Он сообразил, что младенец может сделать многое из того, на что дети постарше уже не будут способны. Размяв руки и пару раз подпрыгнув, он деловито подтянул подгузники.
— Все эти песенки про коров вызвали во мне жуткий голод, — сказал он. — Я бы не отказался от стейка!
Он вышел из грота, решив, что найти стадо Аполлона будет не так уж и сложно. Но не успел он сделать и нескольких шажочков, как споткнулся обо что-то твердое.
— Ай! — Гермес упал на колени и лишь тогда увидел на своем пути черепаху.
— Привет, малыш! — сказал Гермес. — Ты первое животное, которое я вижу! Думаю, стоит сделать тебя моим священным животным. Как тебе идея?
Черепаха молча смотрела на него.
— А ничего у тебя панцирь, — Гермес сжал спину черепахи. — Весь такой пятнистый, симпатичный. Ты не против, если я отнесу тебя в грот, чтобы получше рассмотреть? Я тебя не обижу.
Для младенца Гермес был очень силен. Да и не только для младенца. Легко подняв черепаху, он вернулся с ней в грот. Когда он осматривал ее панцирь, ему в голову пришла идея. Он вспомнил, как во время колыбельной голос матери отражался от стен грота и становился громче и богаче. Гермесу нравился этот эффект. Панцирь тоже мог усиливать звук подобно мини-гроту — при условии, что внутри не будет черепахи.
— Знаешь что, мой маленький друг? — сказал Гермес. — Я передумал. Боюсь, я
Внимание-внимание, сейчас будет гадость. Гермес откусил черепахе голову и лапы, после чего выскреб внутренности маминым черпаком. (Прошу прощения. В те времена люди постоянно убивали зверушек ради мяса, шкуры, панциря и всего в том же духе. Именно поэтому моя подруга Пайпер стала вегетарианкой.)
Так вот, вычистив панцирь, Гермес в него дунул. Раздался гул, но звук получился немного не таким, какой он ожидал. До его слуха доносилась какофония дикой природы — совы, сверчки, лягушки и другие животные издавали самые разные звуки в самых разных тональностях, порождая своего рода хор. Гермес хотел именно этого — возможности воспроизводить одновременно сразу несколько звуков. И тут он заметил растянутые над огнем для просушки длинные шерстяные нити, возможно, Майя собиралась позже сшить что-то.
Гермес подумал: «Хм…»
Он натянул нить между ногой и кистью и свободной рукой дернул. Нитка завибрировала. Чем сильнее он ее натягивал, тем выше получался звук.
— О да, — кивнул он. — Сойдет.
Гермес бросил осторожный взгляд на мать, проверяя, спит ли она. И приступил к работе. Скрутив с ткацкого станка матери парочку деревянных ручек, он просунул их сквозь панцирь так, чтобы концы торчали из дыры для шеи наподобие рогов. Затем он закрепил между ними перекладину, так что в итоге получилось что-то вроде миниатюрных футбольных ворот. Протянув между перекладиной и черепашьим корпусом семь нитей, он натянул их с разной силой и провел по ним пальцами. Звук получился просто превосходный. Таким образом, Гермес изобрел первый струнный инструмент, который он решил назвать лирой. (Почему? Может, в его душе жил лирик, не знаю.)
Потрать он еще пару часов, и возможно, он бы создал акустическую гитару, контрабас и заодно «Fender Stratocaster»; но к тому моменту, когда Гермес закончил с лирой, он уже был донельзя голоден. Так что он спрятал свое изобретение под одеяльцами в люльке и отправился на поиски аппетитных волшебных коров.
Забравшись на вершину Киллены — подумаешь, задачка, для такого-то мощного младенца, — он внимательно осмотрел открывшиеся перед ним просторы Греции, напрягая не только зрение, но и слух. Аполлон по ночам уводил свое стадо на тайный луг в Пиерии, до которого от Киллены было где-то
