– Да. – Шаллан чувствовала полное изнеможение. Она проковыляла к Балату и начала помогать Эйлите с перевязкой. Брат был в сознании и стонал от боли. Шаллан кивнула Эйлите, которая принесла ему немного вина. Не отравленного, разумеется.
Отец мертв. Она его убила.
– Что это такое? – вдруг спросил Йушу.
– Не делай этого! – испуганно заорал Виким. – Клянусь бурей! Ты что же, шаришь у него по карманам?
Шаллан обернулась и увидела, как Йушу тянет что-то серебристое из кармана отцовского сюртука. Оно было в небольшом черном мешочке, слегка влажном от крови, и лишь частично выглядывало сквозь прореху от удара Балата.
– Ох, Буреотец!.. – выдохнул Йушу, вытаскивая содержимое. Это было устройство, состоявшее из нескольких серебристых металлических цепочек, которые соединяли три больших самосвета, – один треснул и не светился. – Это то, о чем я думаю?
– Духозаклинатель, – догадалась Шаллан.
– Подними меня, – попросил Балат, когда Эйлита вернулась с вином. – Пожалуйста.
Девушка, поколебавшись, помогла ему сесть. Его нога… нога выглядела ужасно. Им придется вызвать лекаря.
Шаллан встала, вытерла окровавленные руки о платье и взяла у Йушу духозаклинатель. Деликатная металлическая штуковина сломалась там, где по ней ударил меч.
– Я не понимаю, – пробормотал Йушу. – Разве это не богохульство? Разве они не принадлежат королю, чтобы их могли использовать только ревнители?
Шаллан потерла металл большим пальцем. Она не в силах думать. Оцепенение… шок. Вот как это называется. Шок.
«Я убила отца».
Виким внезапно взвизгнул и отпрянул.
– У него нога дернулась.
Шаллан резко повернулась к телу. Пальцы отца спазматически дергались.
– Приносящие пустоту! – воскликнул Йушу. Он посмотрел на потолок, в сторону ярящейся бури. – Они здесь. Они внутри его. Это…
Шаллан присела рядом с «трупом». Глаза шевельнулись, сосредоточились на ней.
– Слишком мало, – прошептала она. – Яд оказался слабым.
– Ох, буря! – воскликнул Виким, присев рядом. – Он еще дышит. Это его не убило, а просто парализовало. – Виким вытаращил глаза. – И он приходит в себя.
– Значит, надо закончить дело. – Шаллан посмотрела на братьев.
Йушу и Виким отпрянули, качая головами. Балат был в полубессознательном состоянии.
Она снова повернулась к отцу. Тот смотрел на нее, его глаза теперь двигались с легкостью. Нога подергивалась.
– Прости, – прошептала Шаллан, расстегивая замочек на ожерелье. – Спасибо за то, что ты сделал для меня. – Она накинула ожерелье ему на шею.
И начала скручивать.
Она использовала рукоять одной из упавших со стола вилок. Набросила один конец застегнутого ожерелья на нее и, крутя, затягивала его все туже вокруг отцовской шеи.
– Ступай-ка спать, – шептала она, – в глухую падь, где тьма вокруг густая…
Колыбельная. Шаллан бормотала сквозь слезы – эту песню отец ей пел, когда она была малышкой и чего-нибудь пугалась. Его лицо и руки были в красных пятнах крови.
– Среди камней, что всех страшней, сомкни глаза свои.
Шаллан чувствовала его взгляд на себе. По коже бежали мурашки, когда она затягивала ожерелье.
– Пусть бури грядут, но уютно тут, ветра колыбель качают…
Шаллан пришлось смотреть, как его глаза вылезают из орбит, как лицо меняет цвет. Его тело дрожало, напрягалось, пытаясь пошевелиться. Он уставился на нее, безмолвно умоляя и укоряя в предательстве.
Шаллан почти могла вообразить, что завывания бури были частью ночного кошмара. Что вскоре она проснется в ужасе и отец ей споет. Как бывало, когда она была малышкой…
– Кристаллов сияет… изысканный лес…
Отец перестал двигаться.
– Ты с песней моей… усни… крошка моя…
74
Сквозь бурю
