Каладин уцепился за руку Шаллан.
Наверху грохотали валуны, врезаясь в плато, отламывая куски, которые сыпались на дно мимо них. Ветер неистовствовал. Вода прибывала, поднималась к нему. Он держался за Шаллан, но их мокрые руки начали скользить.
А потом ее хватка окрепла, словно девушка ощутила внезапный прилив сил. Мощным рывком, который не сочетался с ее хрупкой фигуркой, Шаллан подняла Каладина. Он уперся здоровой ногой, которой уже касалась вода, и вынудил себя преодолеть оставшееся расстояние, чтобы присоединиться к ней в нише, выдолбленной в скале.
Ниша едва ли достигала трех-четырех футов в глубину, меньше трещины, в которой они прятались от ущельного демона. К счастью, обращена она была на запад. Хотя вокруг них вертелся ледяной ветер и летели водяные брызги, основной удар бури принимало на себя плато.
Тяжело дыша, Каладин привалился к стене своеобразного алькова, и Шаллан прижалась к нему. Раненая нога полыхала от жуткой боли. Веденка была теплом в его руках, и он держался за нее так же крепко, как и она за него, – они оба сидели, сгорбившись, у каменной стены, и его голова упиралась в потолок их убежища.
Плато содрогалось, тряслось, точно испуганный человек. Каладин почти ничего не видел; тьма была абсолютной, не считая моментов, когда сверкала молния. И звук! Грохочущий гром, похоже, не был связан с яркими вспышками молний. Вода ревела, точно злобное чудовище, и вспышки озаряли пенящуюся бурную реку в ущелье.
Преисподняя!.. Вода почти достигала их ниши. Она поднялась футов на пятьдесят или больше. Грязная, полная веток, сломанных растений, сорванных со стен лоз.
– Сфера? – спросил Каладин во тьме. – У вас была сфера для света.
– Нету! – прокричала она сквозь рев бури. – Наверное, уронила, когда схватила тебя.
– Я не…
Жуткий громовой раскат в сопровождении ослепляющей вспышки света лишил его дара речи. Шаллан прижалась к нему крепче, вцепилась пальцами в плечо. Перед его взором остались очертания вспышки.
Вот буря! Он мог поклясться, что эти очертания складывались в лицо, до жути искаженное, с разинутым ртом. Следующая молния озарила потоп снаружи чередой трескучих вспышек, и оказалось, что на поверхности воды полным-полно трупов. Течением мимо них влекло десятки мертвецов, чьи глаза были обращены к небесам, а у многих глазницы были пусты. Люди и паршенди.
Вода всколыхнулась и подтопила нишу на несколько дюймов. Вода мертвецов. Буря опять стала темной, черной, точно пещера под землей. Только Каладин, Шаллан и трупы.
– Это была, – проговорила Шаллан, когда их головы сблизились, – самая нереальная вещь из всех, какие я когда-либо видела.
– Бури странные.
– Говоришь по собственному опыту?
– Садеас велел повесить меня снаружи во время одной, – объяснил он. – Я должен был умереть.
Тот ураган попытался сорвать с его костей кожу и мышцы. Дождь напоминал ножи. Молнии – прижигающее железо.
И маленькая фигурка, вся в белом, стоявшая перед ним, вскинув руки, словно желая рассечь стихию ради него. Миниатюрная и хрупкая, но такая же сильная, как сами ветра.
«Сил… Что же я сделал с тобой?»
– Хочу услышать эту историю, – сказала Шаллан.
– Как-нибудь поведаю.
Их опять окатило водой. На миг они сделались легче, поплыли на гребне внезапной волны. Течение потянуло их с неожиданной силой, словно желая выволочь наружу, в реку. Шаллан вскрикнула, и Каладин в панике схватился обеими руками за края ниши. Вода отступила, хотя он по-прежнему слышал, как она шумит. Они снова устроились в алькове.
Сверху пролился свет, слишком ровный для молнии. Что-то ярко светилось на плато. И двигалось. Было трудно разглядеть, потому что выход из их убежища закрывала завеса воды, струившейся по стене плато. Однако Каладин мог поклясться, что видел там громадную фигуру – светящуюся, – которая шла куда-то в сопровождении другой фигуры, чужеродной и гладкой. Они брели сквозь бурю. Шаг за шагом, пока свет не угас вдали.
– Прошу тебя, – проговорила Шаллан. – Мне нужно как-то отвлечься от… этого. Расскажи.
Он содрогнулся, но кивнул. Голоса. Голоса должны помочь.
– Все началось, когда Амарам меня предал, – начал Каладин настолько тихо, что, лишь прижавшись к нему, Шаллан могла слышать. – Он сделал меня рабом, потому что я знал правду – знал о том, что он убил моих людей из-за страстного желания заполучить осколочный клинок. Меч значил для него
