какое хренушу? – мне плевать, но только меня они измордовали, как будто я ребенок, а не мастер спорта международного класса, понимаешь? Правил никаких! Вряд ли тебя убьют, но то, что постараются покалечить, – это точно. Потому и глаза тебе завязали, чтобы не знал, куда тебя привезли. Если заявишь в ментовку – откажутся, мол, никогда тебя не видели. Кроме того, менты местные у них на зарплате, так что все здесь налажено, и если попробуешь на них батон крошить – закончишь как Петрович или как мой брательник! Понял? Тактика твоя такая – продержись как можно дольше и потом свались на пол, вроде как без сил! И будешь целее! Начнешь дрыгаться, строить из себя чемпиона – тут тебе и конец! Можешь и вообще не вернуться! В общем – думай сам. Я не должен был тебе этого говорить, но ты с моим братом дружил… жаль, если тебя изувечат.
– Пусть попробуют! – холодно сказал я, и Коля укоризненно покачал головой, ничего мне не сказав. Потом молча встал и тоже вышел – не оглядываясь, не говоря ни слова, будто и не было у нас с ним никакого разговора. Я остался один.
Впрочем, как и всегда. Если не считать моей мамы и Петровича, у меня не было больше друзей. Так… приятели. Не более того. Так уж сложилось. Я не испытывал необходимости в поддержке – всегда был сильным, самодостаточным. Лучшим. Много друзей заводят те, кто не уверен в себе, те, кто знает, что без друзей они никто. Ноль. По крайней мере, я так всегда считал.
– Готов? – Голос был знакомым, но человека не узнать – хороший костюм, галстук, новые, модные ботинки. Пахнет хорошим одеколоном, не приторным и не резким – вроде «Шипра», которым я, кривясь и задыхаясь от ядовитых испарений, обливаю себя после бритья. Этим хорошим одеколоном пропах салон огромного джипа. Его джипа? И тут же ясно понял – да, его.
Тренер посмотрел на меня серьезно, внимательно. Помолчал, добавил, фиксируя взглядом:
– Хочу предупредить. Биться ты должен в полную силу. Если попробуешь лечь, просто так, сам – посчитаю, что ты меня обманул. А значит, денег не получишь. Проведешь хороший бой – еще набавлю.
– Домой меня отвезут? – мрачно спросил я, глядя в серые глаза Твари, пульсирующего ярким светом. Бес питался, всасывая витающие в воздухе эманации энергии. Где ему ни питаться, как не в том месте, в котором люди страдают, испытывают боль, отчаяние, переживают из-за своих неудач. Я и раньше замечал, что на боксерских соревнованиях очень много Тварей, их как магнитом тянет на мероприятие. Бывало, на улице весь день проходишь и не увидишь ни одного Беса, а там, на трибунах, на ринге – десятки, если не сотни!
– Отвезут, не беспокойся! – широко улыбнулся тренер и показал рукой на выход: – Давай вперед, пора!
Окруженная металлической сеткой арена – как из гонконгского фильма. Даже смешно – зачем копировать так истово, так глупо? Что, нельзя было сделать что-то вроде ринга? Гладиаторы, мать их за ногу!
– Многократный чемпион города по боксу, чемпион Союза, мастер спорта международного класса – Анатолий Карпов! Против Игоря Бродского, представителя школы «Черный тигр»! Делаем ставки, господа! Делаем ставки!
М-да. Трибуны, почти как в цирке. Построено на совесть! Денег ввалили – немерено. Видать, неплохо идут дела. Телекамера? О! Прогресс, однако! А что, для тех, кто не желает светиться. Вдруг все-таки за жопу возьмут? Власть поменяется, и хана подпольному тотализатору! Хотя – вряд ли. Деньги таковы, что купят всех! Или я ничего не понимаю в тотализаторе! На бегах-то состояние проигрывают и выигрывают. А тут… гладиаторы!
Твари! Ох, как много Тварей! Давно столько не видел! Что я вру?!
Показалось, что увидел пару знакомых физиономий – то ли на экране телевизора мелькали, то ли… на трибунах спортивных залов? Сумрачно на трибунах, не понять. Свет только над ареной, и там меня уже ждет старый знакомец – Игорь. Как там сказано? Черный тигр? Щас мы из тебя сделаем белого щенка! Как они любят пафосные, громкие названия, эти балеруны!
Игорь был спокоен, расслаблен и… бос. На ногах ничего – ни борцовок, ни боксерок. Типа – крутой каратека, ага!
Почувствовал, что завожусь. Сейчас мне нужно было завестись, прямо-таки необходимо! Это не тот бой, за который я получу покрытую латунью- позолотой медальку, это настоящий бой, как на улице, с Тварью! Или он, или я!
А еще я их всех ненавидел. Холодно, но истово. Это они убили Петровича! А может, и Ваську Пыхтина, болтуна, но вообще-то хорошего, доброго парня!
Твари! Собрались на пир, пожрать! Небось и денег не надо, только дай похавать! Нашу боль похавать!
Я и сам не заметил, как мысленно перешел на уличный язык. Вообще-то мама меня всегда ругала за жаргонизмы, за «феню», хотя сама нередко вворачивала такие обороты, что я только дивился – из лексикона уголовников, ее бывших «клиентов». Какие-нибудь «давить лыбу» или «галимые». У нее это бывало в минуты большого волнения, переживания. Обычно – за меня. Но когда я указывал ей на то, что она непоследовательна, требуя от меня литературной речи, – мама сердилась, говорила, что это меня не касается, что она – это она, испорченная ментовкой старая железная лошадь. А я должен говорить правильно, не коверкая язык и не уподобляясь скотам, которых мама сажала пачками и штабелями. Я перестал спорить на эту тему. Действительно, одна речь для дома, для семьи, другая – для улицы, для общения с ребятами из спортшколы, многие из которых росли в неблагополучных семьях, и если бы я начал говорить с ними на «отнюдь-пожалуйста» – подняли бы меня на смех или возненавидели бы за то, что я «задираю нос». «
