Как сейчас помню, это был понедельник. Всем известно, любые важные дела начинаются именно в понедельник: «Вот с понедельника и начну!» Другие откладывают дела на десять, на сто, тысячу понедельников вперед, а я так не могу. Я человек слова – взялся – значит, делай!
Утром размялся, сделал гимнастику, порастягивал суставы, побил грушу, приделанную на стену, сходил в душ – облился ледяной водой, – чтобы думалось яснее, и пошел на кухню, где суетилась мама, непривычно молчаливая и скорбная, будто кто-то в доме заболел. Я, скорее всего. Так как у нас и кошки не было. По мне скорбь.
Пахло блинчиками! Люблю блинчики – толстые такие, пышные, дырчатые! Промасленные! А лучше даже – пропитанные сливками и сметаной.
А еще – чтобы соленые! К ним яйца всмятку – их в тарелку, посолить, а потом макать туда блинчики. А лучше пить яйца прямо через край тарелки, запивая блинчики! Некультурно, да – а плевать! Ругайся, мам, а мне зато так вкуснее! Я же не на приеме во французском посольстве и не на балу у английской королевы!
А вот еще хорошо – меду налить и в мед помакать! Прозрачный такой, цветочно-липовый! Гречишный не люблю – слишком пахучий какой-то и горький. А мама, наоборот, его любит, говорит – он полезнее! Ну и пусть ест!
– Мам, возьми… – достал из кармана пачку червонцев, положил на стол. Мама обернулась, поджала губы, вздохнула. Потом отвернулась, поддела очередной блинчик лопаткой, сбросила на тарелку, помазала кусочком сливочного масла, вытерла руки. Подала тарелку с горкой блинов на стол, поставив рядом с пачкой денег. Все молчком, не глядя на меня. Села, сложила руки на коленях.
– Ты дрался в боях без правил? – Мама посмотрела мне в глаза, и я не стал врать, кивнул.
– Тебя могли убить! (
– Не убили же! – сглотнул слюну, схватил блинчик и быстро засунул его в рот. Эти дни я ел мало, но сегодня аппетит проснулся, и с неистовой силой. Блинчики – это вещь!
– Могли убить… – задумчиво протянула мама. – Я всю эту неделю думала, как я буду без тебя? Чем буду жить? И зачем? У меня все, что есть, – это ты. Убери из моей жизни основное – и не останется ничего. Ты хочешь меня убить?
Я слегка опешил. Вопрос был явно некорректным!
– Мам, чего ты говоришь-то?! – Блинчик застрял в глотке, и я срочно залил его уже слегка остывшим чаем. – Меня не убили, я заработал денег. А то, что меня слегка помяли, так по моей вине – год без тренировок! Тут любому бы досталось!
Прожевал блинчик, не чувствуя его вкуса, и отодвинув тарелку, добавил:
– Мам… ты говорила, у тебя есть кто-то, кто разбирается в единоборствах. Ты не могла бы меня с ним состыковать?
– Чтобы ты снова пошел драться в боях без правил? Ты же знаешь, что случилось с Петровичем! Он как-то был связан с этим безобразием, и его убили! И после всего случившегося ты идешь и дерешься? Пообещай, что не будешь больше участвовать в этих боях! Пообещай! И я познакомлю тебя с человеком, который тебя научит единоборствам! Ну?! Обещай!
– Мам, ты хочешь, чтобы я тебе соврал? – задумчиво посмотрел в окно, вытер со лба испарину. Жарко. А мама, как всегда, закупорила все щели! Даже форточку прикрыла! Вот же неугомонная!
– А не надо врать! Просто пообещай, что не будешь больше, и все! – Мама посмотрела на меня, и у меня вдруг сжалось сердце – боль в глазах! Такая боль, что моя, после избиения, никакого сравнения не имеет с ее болью! Тем более что я малочувствительный, толстокожий носорог, у которого все раны заживают в считаные дни.
– Не буду обещать, мам… – опустил взгляд и медленно, выбирая слова, продолжил: – Нам нужны деньги. Мне не в чем пойти в университет. Я не хочу, чтобы надо мной смеялись. Все будут смотреть на меня, показывать пальцем и говорить: «Вот идет нищеброд! Глянь, он одет как бомж! А еще экстерном экзамены сдал! С золотой медалью!» Ты хочешь, чтобы надо мной смеялись? А я ведь не позволю смеяться. Я ударю. И ты знаешь, чем это закончится. Тебе это надо? Теперь насчет единоборств. Мне не нужны балетные единоборства. Мне нужен человек, который на самом деле научит меня драться. Побеждать. Когда я шел на бой, то думал, что равных мне нет. Что я сильнее всех. Оказалось – нет, не сильнее. Я проиграл. Но за проигрыш мне все равно дали денег. И этих денег хватит, чтобы одеться, обуться. Купить вкусной еды. Но когда они кончатся, эти деньги, я все равно пойду туда и все равно буду биться. Так вот я хочу быть подготовлен. Буду подготовлен – никто не сможет меня победить, и у нас будут деньги. Единственное, что могу обещать, – не участвовать в боях без нужды, только тогда, когда имеется абсолютная необходимость. А еще – не рисковать. Так что тебе выбирать – или ты мне помогаешь, сводишь с нужным человеком, или я сам буду искать тренера. И будет ли он достаточно компетентным, чтобы как следует меня научить – не знаю. Есть у меня один тренер на примете, но я к нему идти не хочу! (
– Ты уже совсем взрослый… мужчина! – Мама вздохнула, улыбнулась. Улыбка получилась, как обычно, слегка кривой – половина лица частично парализована. – Знаю, все равно сделаешь по-своему. Но спасибо, что не обманываешь! Как все-таки мне с тобой повезло! Спасибо тебе, господи! (Мне вдруг стало неловко… я же не ангел!) Я сделаю, как ты сказал. Ешь блинчики, стынут ведь. А я пойду… позвоню.
Как оказалось, дело это было совсем не простое. Мама «сидела на телефоне» до глубокой ночи, названивала, потом ей звонили, снова названивала. С кем-то говорила, заговорщицки понизив голос, иногда радостно смеялась, говоря в трубку, иногда была официально строга и холодна. Я прислушивался
