— Я его и пальцем не тронула.
— Я не о том говорю. Дай мальчишке самому принять решение.
На нас уже стали коситься, пришлось перестать устраивать публике развлечение и уйти. Действительно, чего это я? Не стану же кричать на Юлика среди толпы, не так уж он и провинился. Всего-то сказал, чего не следовало говорить.
Ужин пришлось заказать в комнату. Еще нужно решить вопрос, как остаться ночью в своей комнате. Уж больно часто в последнее время я засыпаю, прислонившись к человеку, к которому вовек не собиралась приближаться.
Тут все просто — дверь запереть и ноги спутать поясом. Встанешь с кровати — окажешься на полу.
Что и происходило ночью два раза. Хорошо, мне хватило ума побросать на пол у кровати одежду, так что ничего не отшибла. Но что не выспалась, так к гадалке не ходи. Ночь извела меня, как будто беспрестанно толкала и зудела на ухо, ни на минуту не давала расслабиться. За что же мне такая напасть-то?
Утром никакого желания болтать с Юликом не было. Пусть катится к черту, мне бы до вечера продержаться. Глаза слипаются, а еще заплечный мешок с вещами к земле тянет, хотя вещей в нем кот наплакал.
Стажер ждал внизу, бледный и болезненный на вид.
— Госпожа, — он резко поклонился, — я отправляюсь в Гораславль. Там я собираюсь пойти к князю и поговорить о происшествии с местным лесом. Пока вы были в отъезде, я много разговаривал с людьми, и это все не похоже на пустой слух. Что-то действительно происходит, и если вы найдете что, помощь уже будет в пути.
— Спасибо, Юлик.
Прямо не узнать. За ночь повзрослел, что ли? Вкусил разочарования? Так мы и взрослеем, ничего не поделаешь.
— Удачного пути, госпожа. Будьте осторожны.
— Спасибо. И тебе.
Он не стал меня провожать, вернулся в комнату. Вот и отлично, пусть отправляется хоть к князю, хоть под землю, хоть в небеса карабкается, только бы не отвечать за него больше.
Лесник тоже ждал, только на улице. У ног большой заплечный мешок, на поясе позвякивают на ветру мелкие предметы. Вокруг лесника ужом вертелась собака. Тут в Хвощах все, что ли, в такую рань просыпаются, кроме меня?
Выглядел лесник, кстати, тоже не ахти. Хмурый, опухший. Пил с Юликом всю ночь напролет? Или спал неспокойно, без меня-то?
Тьфу ты, напасть!
Лесник ступил вперед, с усилием раскрывая глаза.
— Доброе утро. Готова?
— Да.
— Это моя псина, Ачи. Ачи, иди сюда.
Собака тут же подбежала, виляя хвостом так, что чуть не подпрыгивала.
— Ачи, эта колдунья пойдет с нами. Помогай ей и не обижай. Она тебя тоже не обидит.
Собака с любопытством покосилась на меня, будто поняла. Ну уж нет, с собакой здороваться я точно не собираюсь.
Лесник тем временем закинул на одно плечо свой мешок и протянул руку к моему:
— Давай вещи понесу.
— Зачем?
— Давай, колдунья, не спорь. Иначе не успеем дойти, устанешь с непривычки, придется в лесу ночевать.
Вместе с ним, рядом, у одного костра? Ну уж нет. На мешок, неси, раз так охота.
Он молча закинул его на второе плечо и пошел по дороге. В пыли четко отпечатались следы сапог. Ачи понеслась за ним как оголтелая, правда, без лая.
Рассвет был темно-розовым, как ягодный сок. И спокойным. Такое спокойствие только в деревнях и бывает, там жизнь словно иначе течет, медленно и плавно. После города непривычно тихо, умиротворяюще.
В лесу, однако, было почти темно, а уж заросло все как! Уже через полчаса я радовалась, что отдала вещи и не цеплялась за все подряд еще и сумкой. Заросший подлеском лес — это вам не город с выложенными колдунами дорогами. Почему же на Эруме нет вертолетов? Вот было бы здорово — долетел за часик куда нужно и к вечеру уже дома. Так нет, топай, Катя, по лесу!
Зато переживать да много думать о всяком-разном некогда. К обеду я устала так, будто землю на мне копали, а лесник топал впереди как ни в чем не бывало, и Ачи носилась вокруг, словно заведенная.
Когда я почти падала, был объявлен привал. Все, если разрешено сесть, с места в ближайшие несколько минут не сдвинусь, пусть хоть что происходит!
