заглядывается — выбирай не хочу. Вот и выбери себе кого помоложе.
— Ты же не старик! Всего-то на несколько лет старше!
— А мне иногда кажется, что я старик. Не телом, а душой. Все уже позади осталось, будто сто раз уже все пережил и забыл. Так что не нужно, Травка, нет у нас с тобой общего впереди. Нет — и не будет. Другого себе ищи.
— Но мне дорог ты! Другой мне не нужен!
— Мое сердце давно сожжено и по ветру развеяно. Не могу я тебя полюбить. Не могу, понимаешь?
— Не можешь — тогда просто будь моим. Я буду тебя любить! Слышишь? За двоих! — жарко потянулась к нему Травка.
От такого жара я отшатнулась, больно ударившись затылком о висящую в сенях колотушку. Надо же… времени даром не теряет, на молоденьких зарится.
— Уходи, Травка. — Волин встал, стряхнул девичью руку, но к ней даже не обернулся, так и смотрел в лесную темноту. — Не могу я тебя любить. И просто так с тобой быть не могу. Портить тебе жизнь не хочу. Я достаточно в своей жизни испортил. Такого напортил, что никогда не исправить, но больше не хочу ничего. Иди домой и больше не приходи.
— Я некрасивая? Я тебе не нравлюсь? В этом дело, да?
— Да что ж такое-то! Ты очень красива, Травка, но ты не моя. Моей нет, ее как будто нет…
Травка тоже вскочила и зло зашептала дальше:
— Я у ведуньи была! Она сказала, твое сердце мертво из-за какой-то женщины. Из-за какой-то дряни! Я вылечу тебя, успокою, я заставлю тебя снова чувствовать!
— Ох, не начинай снова! — простонал Волин, неуклюже качая тяжелой головой. — Разве не сказала тебе твоя ведунья, что ничего не поделать с моим сердцем? Что оно навсегда таким сухим останется? И это моя вина, мне ее и нести. Уходи, Травка, хватит.
— Но я…
— Ты как маленький ребенок — хочу, и все! Только вырастая понимаешь, что хотеть можно как угодно горячо, да только без толку. Иди домой, пока мать твоя не проснулась. Иначе мне придется рассказать, что ты себе в голову вбила. Пусть тебя подальше от меня держит, хоть под замок сажает!
— Как? Ты не посмеешь!
— Еще как посмею! Иди домой, богом прошу, иди!
Сопя, девчонка демонстративно отправилась восвояси.
Ну и мы не будем ждать, пока лесник войдет в дом и поймает меня на горячем за подслушиванием чужих личных бесед. Да и холодновато как-то.
Моя кровать успела остыть. А недавно мне было очень тепло и уютно… В ту ночь, когда я спала у лесника. Вернее, с ним в обнимку. Вот он идет — тихо, чтобы не разбудить, забирается в кровать и замирает, вытянувшись на спине, смотря в потолок.
Что может быть проще — встать, дойти до него, пошатываясь, сделав вид, будто сплю, и снова почувствовать себя защищенной, окутанной теплотой и каким-то призрачным счастьем? Что может быть проще?
Но я не могу.
— Ты не спишь, колдунья? — как гром прогрохотал его вопрос.
— Нет. Боюсь, вдруг ты меня по старой памяти прирезать решишь.
Да, не самый удачный ответ. А нечего лезть к человеку посреди ночи! Может, бессонница у меня? Не сплю, и ладно, какое ему дело?!
Он сердито заворочался, отвернулся к стене — массивное плечо попало в лунный свет. И сказал:
— Разберись уже, колдунья, доверяешь ты мне или нет!
Нет, конечно, но лучше промолчать. Он почему-то очень зол, по голосу слышно. Сколько дней поблизости, а так сильно ни разу не злился. Может, хочет в гости Травку, а тут я место занимаю?
В этот раз засыпала я долго.
И снова — чуть рассвет, как мы уже топали в лес, невыспавшиеся и раздраженные. Лесник хмурился и делал вид, будто меня не видит, хотя то и дело проверял, чтобы не отстала. Проследил опять же с утра, чтобы я плотно позавтракала. И кажется, бороду свою слегка обкорнал.
В обед, правда, спать не дал, но это потому что всего «пару часов до его дома», а там уже можно как следует отдохнуть на более удобной плоскости.
Чем ближе мы подходили к дому лесника, тем глуше становился лес. Огромные деревья росли свободно, как колонны, теряющиеся в вышине, и казалось, мы в природном храме. Старая, темная кора каждого ствола была испещрена глубокими трещинами, благодаря чему казалась покрытой чешуей. Очень красиво.
Низкий кустарник то и дело перерастал в непролазные колючие заросли. Дорогой наслаждалась, похоже, одна Ачи, чья шерсть с ног до головы была усыпана прилипающими семенами и цепкой травой.
Она и заметила что-то не то. Побежала с лаем вбок и стала кружить под одним из деревьев. Лесник покосился на меня и вроде даже рот открыл, да
