Ноги не стоят на месте, так и кружат туда-обратно. Туфли хрустят, платье шуршит, а все равно тишина такая, будто ничего нет, кроме наших голосов да сердцебиения.
— Так просто не решить, да? — мягко заговорил он. — Тогда вот что предлагаю — пошли со мной. Ко мне в лесничество. Поживешь немного, отдохнешь, тебе полагается отдых после такого-то дела. Я обещаю, что буду у тебя вместо служанки, и вместо повара, и вместо… вместо кого пожелаешь. Буду все, что прикажешь, делать, а ты только жить да здоровье поправлять. Козу возьму, чтоб молоко было. Курей пяток, чтобы свежие яйца. Перину мягкую тебе привезу. Чего еще хочешь? Говори!
Глаза закрываются и видят как наяву… Как его руки разворачивают тряпицу с брынзой и помидорами, как встряхивают теплое одеяло, которое пахнет им. И поверх всего какой неутолимой жаждой наполняется его лицо, когда он тянется меня поцеловать.
Последнее манит сильней всего.
Я распахиваю глаза.
— Ладно. Пойду с тобой. Но у меня требования, чего я хочу!
Он улыбается со странной смесью боли и торжества.
— Говори! Все, что в моих силах, сделаю. Костьми лягу, но выполню! Только денег не проси, я беден, Катя, может, не нищий, но и не богат. Впервые жалею об этом за последние годы. Не в них ведь счастье, мне и так хватало. А на тебя смотрю и думаю — тебе хотел бы купить все, что только можно купить за деньги.
Насмешил, ей-богу. Я фыркаю от смеха.
— Зато я богата! Я сама могу кого хочешь содержать! Что хочешь себе купить! Собственного дома у меня нет только потому, что я не смогла решить, где бы поселиться. Одежда, побрякушки… пустое все. А насчет обхаживания предложение интересное, лесник. Хорошую обслугу нынче непросто отыскать, справишься ли? Я дама капризная.
Теперь я посмотрю на него. Вдруг испугается да взгляд отведет? Какой же мужик захочет при бабе на побегушках быть?
Но он не отвел, сощурился, а на губах улыбка плавает. Неуловимая, как луч солнца в темной комнате. Как будто он знает что-то, чего не знаю я.
— Все остальное сделаю, колдунья. Клянусь, будешь как княгиня, только пальчиком указывать да криком покрикивать.
Двусмысленно звучит. Кажется, даже краска к щекам прилила. А он все щурится, улыбка все скользит, неуловимая, и сердце — набатом в ушах.
— Завтрак, обед и ужин! Чай по первому требованию. Баню два раза в неделю!
— Как скажешь, колдунья, — кивнул он.
— Не доставать с вопросами.
— Легко.
— Будешь вести себя так, будто я лучше всех. Смотреть с обожанием, говорить с придыханием и мечтать о моей благосклонности.
— Даже напрягаться не придется, — полушутливо-полусерьезно сказал он.
— Мне нужны дети. Двое.
Вот это вылетело само собой. Он сглотнул, а улыбка сползла, обнажая что-то крайне ранимое. Он сейчас как зеркало, в котором мое собственное отражение.
— Тогда я куплю кольца и мы поженимся, колдунья. Дети должны расти в семье, — быстро решает он.
— Очень интересное предложение.
И вздох облегчения, а после — снова плавающая улыбка. И взгляд, как будто он бросился немедленно выполнять все мои только что озвученные требования. Обожающий.
— Я бы позже предложил, сразу все не рискнул, но раз так обстоят дела…
— Только не думай, что я тебя простила! Это не так.
Хорошо хоть, отвернуться сил достало, потому что отпрянуть я не смогу даже ради спасения собственной жизни. Его дыхание слишком завораживает, чтобы уходить далеко. Его близость как свет в ночи, который тянет к себе.
— Катя…
Его шепот после вполне себе саркастической перепалки совсем пронизывал, пробирал до костей.
— Что?
Получилось так же тихо. И чего шептаться, когда вокруг никого?
— Пойдем погуляем?
— Не думай, что я тебя вот так просто взяла и простила, лесник! — с угрозой шепнула я, но тихо, чтобы никто третий не влез.
— Да ты что! И в мыслях не было, колдунья, — клятвенно ответил он, а по голосу слышно — смеется.
— Тогда пойдем. Куда только тут ходить? Народу много, а вокруг глухой лес.
— Позволено ли мне все твои желания выполнять, даже невысказанные?
