— То есть еще до их появления?
— Да. Еще до того, как ты сама поняла, чего хочешь.
— Изволь!
— Тогда обязательно прогуляемся. Может, туда, где баня? Вчера и сегодня ее не топили.
То есть там пусто и сухо. Внутри можно спрятаться от лишних глаз и ушей.
— Веди.
Крепко схватив меня за руку, Волин повернулся и пошел в сторону бани, стена которой виднелась за густыми кустами, где уже наливались красным сладким соком ягоды.
Дверь за нами закрылась, оставляя в тесном предбаннике. Тут положено раздеваться, не будем отходить от традиции.
Боги, как я скучала по нему! Не просто по телу — по мечте. Высокомерный мальчишка стал мужчиной, которому можно доверить и свою судьбу, и судьбу детей. Если рискнуть.
А я готова рискнуть, потому что это единственное решение, о котором я думаю без апатии или отвращения.
Рискну! И даже заставлять себя не придется.
А каким стало его тело! Не знаю, бывает ли что-нибудь лучше.
Пальцы дрожат, когда я глажу его кожу, провожу по груди, касаюсь живота, мышцы которого тут же поджимаются.
От его присутствия, близкого, острого, хочется плакать. И я не сдерживаю слезы. Горячие, как кипяток, они текут по щекам и капают на наши руки.
— Я так тебя люблю, Катя, — шепчет он.
И это именно те слова, которых мне не хватало.
— Почаще повторяй.
Хотелось, чтобы голос звучал уверенно и насмешливо, но он срывается и дрожит, слишком серьезный, почти умоляющий.
— Я так тебя люблю, Катя, — послушно повторяет он. — Твои глаза, такие счастливые тогда, до того, как я все испортил, и такие грустные сейчас. Каждый твой взгляд, каждый жест. И как ты морщишь нос, и как высокомерно складываешь губы, когда хочешь сказать гадость. И то, что ты осталась. Великодушие так редко бывает к месту, а твое к месту. Я так люблю тебя, Катенька.
И он наконец целует меня. Соленый поцелуй, дерганый, торопливый.
Он затаскивает меня в баню, темную, пахнущую смолой и травами. Но после уже я заставляю его сесть на полок, держу руками, тяжело дыша, и жду, пока мы немного успокоимся, пока дыхание перестанет рвать грудную клетку.
Он нежен, но держит крепко. Ласкает пальцами, но не разжимая рук, как будто я иначе растаю, уплыву водой между пальцами и никогда не вернусь.
Наша недавняя ночь была полна удовольствия, но с темным, дурным оттенком, так, что если и не стыдно за нее, то грустно. А сегодня все иначе — это если и не прощение, то ростки надежды, которые пробивают даже камни, находят малейшую щель и вопреки всему рвутся на поверхность. Почему? Да потому что они живые!
У Волина теперь соленый густой вкус. Движения его бедер как морская качка, которую невозможно контролировать или остановить. Его поцелуи разнообразны, как сокровища на морском дне, а глаза как вода сквозь километровые толщи глубины.
И это единственная бездна, в которой я готова утонуть.
На самом деле я не кричу, хотя рот открыт, но воздух застревает в горле, когда его волны тащат в водоворот и накрывают с головой, и тело как будто распадается на мельчайшие капли, и только его руки удерживают мое тело в целости и сохранности. Хранят, как и обещано.
И его разрядка — мучительно-сладкая, необычно-сильная, которая сеет во мне надежду на скорое появление новой жизни, которая делает удовольствие совершенным.
Сон этой ночью поверхностный, отрывистый, потому что невозможно выспаться, занимаясь любовью или просто крепко обнимаясь, но я почему-то чувствую себя отдохнувшей. И никуда не хочу уходить, ничего не хочу искать, ведь вот оно — мое сокровище, в моих руках.
Когда стало светать, оглушительно запели пойки, которые просыпаются, как только лесная темнота отступает, и дремота окончательно выветрилась из головы. Наступил новый день.
Мы ушли на рассвете, быстро и тихо, я даже с Лелькой не попрощалась. Вещи свои нашла собранными у входа, не пришлось топать, шуметь и будить спящих.
Душа летала. Думаю, Лелька все поймет. А может, уже поняла, раз вещи собрала и ко входу выставила. Такой странный жест, в другое время означающий «убирайся из дома куда хочешь!», в данном случае выглядит как пожелание отправляться туда, где тебе будет лучше.
Потому что хуже некуда.
Волин встретил меня у бани, забрал вещи, взял за руку и повел домой. Ачи моему присутствию обрадовалась, бросилась и облизала лицо раньше, чем
